Наконец сквозь ставни и занавески проглядывает унылая лондонская заря. Входит горничная, чтобы затопить камин его чести и впустить в его окна тусклый утренний свет. Ее сменяет мистер Гамбо, греет у огня халат хозяина, раскладывает его бритвенный прибор и белье. Засим прибывает парикмахер, чтобы завить и напудрить его честь, пока его честь проглядывает утреннюю почту, а к завтраку является неизбежный Сэмпсон, оживленный и угодливый, готовый к услугам. Его преподобию следовало зайти накануне, как они и уговорились, но какие-то веселые приятели зазвали его отобедать в Сент-Олбани, и, надо признаться, они лихо провели ночку.
— Ах, Сэмпсон, — грустно говорит Гарри, — такой злосчастной ночи вам еще не выпадало! Вот поглядите, сэр!
— Я вижу листок со сломанной печатью, на котором написано: "Желато, чтобы они пошли вам на пользу", — говорит капеллан.
— А вы посмотрите снаружи, сэр! — восклицает мистер Уорингтон. — Листок был адресован вам.
На лице капеллана отражается великая тревога.
— Его кто-нибудь вскрыл, сэр? — спрашивает он.
— Да, вскрыл. Я его вскрыл, Сэмпсон. Если бы вы зашли сюда вчера днем, как собирались, то нашли бы в конверте банкноты. Но вы не пришли, и все они были проиграны вчера вечером.
— Как! Все? — говорит Сэмпсон.
— Да, все, и все деньги, которые я взял в Сити, и вся наличность, какая только у меня была. Днем я играл в пикет с ку... с одним джентльменом у Уайта, и он выиграл все деньги, какие у меня были с собой. Я вспомнил, что тут еще осталась пара сотен, если вы их не забрали, вернулся за ними домой, а потом спустил вместе с последним моим шиллингом, и... Сэмпсон! Да что это с вами?
— Это моя звезда, моя злосчастная звезда, — восклицает бедный капеллан и разражается слезами.
— Да неужто вы хнычете, как малый ребенок, из-за каких-то двух сотен фунтов? — сердито кричит мистер Уорингтон, яростно хмурясь. — Убирайся вон, Гамбо! Черт бы тебя побрал, почему ты вечно суешь свою курчавую башку в дверь?
— Внизу кто-то с маленьким счетцем спрашивает хозяина, — говорит мистер Гамбо.
— Скажи ему, чтобы проваливал в тартарары! — рявкает мистер Уорингтон. — Я не желаю никого видеть. В этот час утра меня нет дома ни для кого!
С лестничной площадки доносятся приглушенные голоса, какая-то возня, и наконец там воцаряется тишина. Эти пререкания не утишили ни гнева мистера Уорингтона, ни его презрения. Он яростно набрасывается на злополучного Сэмпсона, который сидит, уронив голову на грудь.
— Не лучше ли вам выпить рюмку коньяку, мистер Сэмпсон? — спрашивает он. — Ну что вы распустили нюни, точно женщина?
— Дело не во мне, — говорит Сэмпсон, поднимая голову. — Я-то к этому привык, сэр.
— Не в вас? Так в ком же? Вы что, плачете, потому что страдает кто-то другой? — спрашивает мистер Уорингтон.
— Да, сэр, — отвечает капеллан с нежданной твердостью. — Потому что страдает кто-то другой, и по моей вине. Я много лет квартирую в Лондоне у сапожника, очень честного и хорошего человека, и вот несколько дней назад, твердо рассчитывая на... на одного друга, который обещал предоставить мне взаймы кое-какую сумму, я занял у моего квартирного хозяина шестьдесят фунтов, которые он должен был уплатить домовладельцу. Мне негде раздобыть эти деньги. Инструменты и товар моего бедного сапожника отберут в счет платы за квартиру, его жену и маленьких детишек выгонят на улицу, и эта честная семья разорится и погибнет по моей вине. Но, как вы справедливо заметили, мистер Уорингтон, мне не следует распускать нюни, точно я женщина. Я не забываю, что однажды вы мне помогли, и пожелаю вам, сэр, всего хорошего.
И, взяв свою широкополую шляпу, преподобный Сэмпсон вышел из комнаты.
Должен с сожалением сказать, что при этом нежданном уходе капеллана с уст Гарри сорвались ругательства и злобный смех. Он был в таком бешенстве на себя, на обстоятельства, на всех вокруг, что сам не понимал, что делает и что говорит. Сэмпсон расслышал злобный смех, а потом до него с верха лестницы донесся голос Гарри:
— Сэмпсон! Сэмпсон! Да вернитесь же! Вы не так поняли. Извините меня!
Но капеллан был оскорблен до глубины души и не замедлил шага. Гарри услышал, как Он захлопнул за собой уличную дверь. Этот звук словно ударил его в грудь. Он вернулся в спальню и опустился в свое роскошное кресло. Он был Блудный Сын среди свиней — своих омерзительных поступков, они сбили его с ног, вываляли в грязи. Игра, мотовство, пьянство, распущенность, приятели-кутилы, опасные женщины — все они ринулись на него стадом и топтали распростертого юного грешника.
Читать дальше