Джордж Элиот - Миддлмарч

Уилл вернулся в гостиную, взял шляпу и, с раздраженным видом подойдя к хозяйке, уже пересевшей за пяльцы, сказал:

- Заниматься музыкой или стихами можно только до тех пор, пока не помешают. Если разрешите, я зайду на днях, и мы еще поупражняемся над "Lungi dal caro bene" ["Вдали от милого" (ит.)].

- Счастлива быть вашей ученицей, - сказала Розамонда. - Но признайтесь: на сей раз помеха оказалась прелестной. Я завидую вашему знакомству с миссис Кейсобон. Что, она очень умна? Судя по виду - да.

- Я, право, об этом не думал, - угрюмо ответил Уилл.

- Точно так же мне ответил Тертий, когда я у него спросила, красива ли она. Интересно, о чем думаете вы, господа, в ее присутствии?

- О ней самой, - сказал Уилл, которому вдруг захотелось кольнуть очаровательную миссис Лидгейт. - Когда видишь совершенную женщину, не задумываешься о ее отдельных свойствах... просто чувствуешь ее присутствие.

- Когда Тертий поедет в Лоуик, я буду сгорать от ревности, - лукаво улыбаясь, произнесла Розамонда. - Он ко мне охладеет.

- По-моему, до сих пор с Лидгейтом ничего такого не произошло. Миссис Кейсобон настолько не похожа на других женщин, что их нельзя с ней сравнивать.

- Вы, я вижу, ее преданный поклонник. Наверное, вы часто видитесь?

- Нет, - ворчливо ответил Уилл. - Поклонение скорее относится к области теории, чем практики. Правда, сейчас я злоупотребляю практикой... как ни печально, мне придется удалиться.

- Загляните к нам как-нибудь вечером, буду рада вас видеть. Мистер Лидгейт с удовольствием послушает музыку, да и мне приятнее будет музицировать при нем.

Когда муж возвратился домой, Розамонда, подойдя к нему и взяв обеими руками за лацканы сюртука, сказала:

- Мы разучивали арию с мистером Ладиславом, когда приехала миссис Кейсобон. По-моему, он огорчился. Как ты считаешь, может быть, ему не понравилось, что она его у нас застала? Но ведь ты ничуть не ниже его по положению, напротив... хоть он и родня Кейсобонам.

- Да нет, не в этом дело; если он и огорчился, то по другому поводу. Ладислав - нечто вроде цыгана: в нем нет чванства.

- Он превосходный музыкант; но порою не очень любезен. Он тебе нравится?

- Да. По-моему, он славный малый, несколько легковесен, разбрасывается, но симпатичный.

- Знаешь, кажется, он без ума от миссис Кейсобон.

- Бедняга! - воскликнул Лидгейт, улыбнувшись и ущипнув Розамонду за ушки.

Розамонда чувствовала, что начала познавать мир, а главное, сделала открытие - в годы девичества нечто подобное показалось бы ей немыслимым, разве что в трагедиях стародавних времен, - заключавшееся в том, что женщина даже после замужества может завоевывать и порабощать мужчин. В ту пору юные британские девицы, не исключая воспитанниц миссис Лемон, мало знали французских авторов, писавших после Расина (*124), а общественная печать еще не озаряла скандальную хронику столь ярким светом, как сейчас. И все же достаточно даже малейших намеков, в особенности намека на осуществимость множества побед, чтобы женское тщеславие, благо досуг неограничен, разбушевалось во всю мощь. Какое наслаждение пленять, восседая на брачном престоле рядом с кронпринцем-мужем (в действительности - тоже подданным), ловить искательные взгляды пленных, утративших покой... и недурно, чтобы заодно и аппетит! Но сейчас Розамонду больше всего занимал роман с ее кронпринцем, и она жаждала увериться лишь в его покорности. Когда он сказал "Бедняга!", она с игривым любопытством спросила:

- Почему?

- Да ведь когда какая-нибудь из вас, наяд, сведет с ума мужчину, на что он способен? Забросит работу и тут же станет коллекционировать долговые счета.

- Ну, уж ты никак не забросил работу. То ты в больнице, то навещаешь пациентов-бедняков, то поглощен очередной ссорой с врачами, а дома тебя не оторвешь от микроскопа и всяких склянок. Они тебе милей меня, признайся.

- Неужели ты настолько нечестолюбива, что будешь довольна, если я навсегда останусь лекарем в Мидлмарче? - сказал Лидгейт, опустив руки на плечи жене и устремив на нее нежный и серьезный взгляд. - Я познакомлю тебя с моим любимым четверостишьем, написанным одним старинным поэтом:

Зачем нам суетные почести милы?

Чтоб быть забытыми? Сколь выше цель - создать

Достойное того, чтобы о нем писать,

Писать достойное прочтенья и хвалы.

Вот этого я и хочу, Рози: создать достойное того, чтобы о нем писать, и самому написать о созданном мною. А для этого надо работать, душенька.

- Ну конечно, мне хочется, чтобы ты делал разные открытия. Я буду счастлива, если ты достигнешь высокого положения и мы выберемся из Мидлмарча. Ты не можешь пожаловаться, что я мешаю тебе работать. Но ведь нельзя же жить отшельником. Тертий, ты мною недоволен?