Филипп Эриа - Золотая решетка

Отношения с семьей Бегу от этого не переменились. Но так или иначе Эмильен вернулся под отчий кров. Вскоре Ирма рассказала Агнессе, что Эмильен спустился со своих высот на грешную землю и, конечно, встретился с Люсьенной.

В конце сентября он повенчался с ней, и известие об этом браке вывело Агнессу из апатии. Невольно она, как будто через плечо, оглянулась на миновавшее, уже кончавшееся лето, вспомнила весенние месяцы, которые казались совсем близкими. Милый ее Эмильен, прибывший на мыс Байю в пору, когда цвели нарциссы, стремительно прошел период отрешенности от мира и к окончанию сбора винограда возвратился к жизни. В общем все произошло довольно быстро и довольно удачно. Бессонная тень, стучавшая костылями о плиты террасы в дымке голубой зари, постепенно исчезла из памяти. Агнесса стряхнула с себя предрассветные грезы.

Хозяйка мыса Байю, благодетельница Эмильена, почтила свадьбу своим присутствием. Она понимала, что отказываться нельзя. Как объяснила бы она свое отсутствие? Торжественный завтрак был дан в гостинице в Жиене. Семья Люсьенны жила на полдороге между поселком и новой солеварней в Пескье, где, кстати сказать, работали ее родные. Агнессу посадили на почетное место рядом с отцом невесты. И как раз напротив молодоженов.

После трапезы, когда отзвучали песни и гости встали, чтобы поразмяться, Люсьенна обошла вокруг стола и села рядом с Агнессой. Пока молодая отрезала кончик своей фаты, чтобы преподнести его Агнессе, та опытным взглядом успела рассмотреть почти в упор свежее личико с оживленными чертами, безгрешную шейку, которой был не страшен резкий свет, падавший сквозь стеклянный купол. Передавая Агнессе клочок тюля, на котором еще держалось несколько цветов флердоранжа, Люсьенна начала говорить о том, как она благодарна Агнессе, которой обязана своим счастьем. Агнесса растроганно зашикала на нее, стараясь пресечь хвалу, но напрасно - Люсьенна продолжала, и тогда Агнесса рукой закрыла ей рот. Стремительным движением Люсьенна ухватила ее пальцы и, прижав к губам, успела запечатлеть на них поцелуй.

- А все-таки, мадам Агнесса, я должна вам кое в чем признаться, - она улыбнулась, шутливо нахмурившись, и фраза ее прозвучала особенно певуче.

- Да в чем же, бог мой?

- Я ведь вас приревновала, мадам Агнесса. Да, да, я вас ревновала.

- И напрасно, Люсьенна.

- Нет, вправду, напрасно?

- Конечно, вправду, - сказала Агнесса, глядя ей прямо в глаза.

Глава V

Агнессе казалось, что ее разбудил грохот моторки, стремительно удалявшейся от берега, на котором она осталась в полном одиночестве. Она открыла глаза. Это звонил телефон, нарушая тишину тускловатого октябрьского рассвета. Едва успев удивиться столь раннему звонку, Агнесса спрыгнула с постели.

Девушка с почты предупредила ее, что должна сообщить дурную весть, и прочла текст телеграммы, прибывшей из оккупированной зоны:

"Дедушка Буссардель внезапно скончался похороны пятницу утром глубоко опечаленный Бернар Буссардель".

Тут же, не отходя от телефона, еще не отослав Ирму в порт за телеграммой, Агнесса вспомнила, что почти в тех же официальных выражениях, с той же официальной деликатностью четыре года назад ей сообщили на мыс Байю о смерти бабушки. И Агнесса сразу, не думая, решила: "На этот раз я поеду". Она не поехала в Париж на похороны бабуси, хотя очень ее любила, хотя в те времена путешествовали еще со всем комфортом, выбирая себе по вкусу или спальный вагон, или самолет. А на похороны своего дяди, о которых известил Бернар Буссардель, один из многочисленных ее племянников - совсем как в Бретани, где у всех великое множество племянников, - Агнесса решила отправиться, презрев все трудности и продолжительность путешествия из одной зоны в другую.

Не стоило даже об этом задумываться. Агнесса чувствовала себя уже в пути. Уже предвосхищала лихорадку отъезда, множество хлопот, приготовлений, уже напрягала волю, которой потребуют от нее бесчисленные трудности, уже готовилась ко всем сюрпризам, ожидающим ее в дороге и в Париже. И все эти вдруг нахлынувшие мысли и чувства как-то отодвинули на задний план горе, причиненное смертью дяди Теодора. За последние несколько месяцев, вдалеке от Парижа и втайне ото всех, Агнесса восстановила свои связи с близкими, и теперь все привычки и обычаи семьи снова вошли в ее плоть и кровь. Поэтому она сразу уловила незамысловатую хитрость, заключенную в этой двуликой формулировке извещения о смерти "дедушки" Буссарделя, поскольку телеграмма была подписана внуком дяди Теодора; очевидно, надеялись, что так телеграмма вернее достигнет неоккупированной зоны. И родные тоже хорошо ее знали и не сомневались, что она все поймет с полуслова. Это был знак круговой поруки клана, ей протягивали руку; она звалась Буссардель, урожденная Буссардель, и могла, если понадобится, убедить власти, что речь идет о смерти ее собственного деда. Семья как бы спрашивала: "Желаешь ли ты приехать? Тебе предоставляется эта возможность, но тебя не принуждают". Агнесса подсчитала в уме: похороны в пятницу утром, нынче вторник, она успеет прибыть вовремя.