Филипп Эриа - Золотая решетка

- Лучший возраст был от двадцати пяти до тридцати пяти лет. У тех еще были шансы уцелеть. А уж старше редко кто выживал. Для юных девушек это была непосильная пытка. Вы спросили, когда Мано умерла? Подождите, когда же ее привезли? Помнится, перед самой весной.

- Ее арестовали в Кань в марте сорок четвертого года.

- Да, да, верно. Через несколько дней после прибытия она рассказала мне о вас. Ей передали, что я из Ниццы. Тогда она мне рассказала, что делается в городе. Ведь я уже давно сидела в лагере. Мы все там очень дружно жили. И кто чем мог старался помочь, утешить, развлечь остальных. Я им пела песни, весь свой репертуар. Да, да, я эстрадная певица. А еще была у нас учительница. Она устраивала интересные доклады, беседы. И все охотно слушали, а кто-нибудь из товарок сторожил, чтобы в случае чего поднять тревогу. Ведь там это не разрешалось. Беседы проводились на всякие темы. Мано хорошо знала живопись. Вот она и рассказывала о художниках. Объясняла, какие школы есть в живописи. У нас не было ни единой картины, ни единой репродукции, но мы в конце концов стали разбираться в направлениях. Хорошо знали, что такое барбизонцы, импрессионисты, набисты, дикие, абстракционисты. Ей и самой приятно было говорить. А только это недолго продолжалось. В июле ее отправили в газовую камеру. Не могу точно сказать, какого числа это случилось, потому что я тогда была...

Габи Ломбар умолкла, заметив, что Агнесса плачет. Эти скупые воспоминания, картины ада в концентрационном лагере, мученическая смерть Мано, этот бессвязный, монотонный рассказ, этот задыхающийся голос, изуродованное лицо этой уцелевшей жертвы, которая еще не вернулась к жизни, - все, что Агнесса слышала и представляла в воображении, сейчас в этой светлой комнате, где не было ни теней, ни тайн, в этом застекленном фонаре, нависшем над шумной, кипящей жизнью городской улицей, проникало в ее сердце, как призыв к борьбе. Мано умерла жесточайшей смертью, но ведь она, Агнесса, жива, у нее есть сын, он ее ждет на мысе Башо. Габи Ломбар с трудом спустила ноги с подушки и, нагнувшись, погладила колено Агнессы.

- Ну не надо... Не надо, не расстраивайтесь.

- Простите меня, пожалуйста, - сказала Агнесса и, тоже нагнувшись, взяла ее за руки.

- Ничего. Я ведь очень хорошо понимаю...

- Но как же вы-то, как вы могли пройти через все это и выжить?

- Да вот выжила.

- Теперь вы поправитесь. От отеков вас лечат?

- Да, начали лечить. Делают уколы. От всего уколы делают. Ведь там мы за три года перестали быть женщинами. И без медицинского вмешательства это не проходит.

- Вас арестовали здесь, как Мано?

Габи Ломбар не ответила и посмотрела в растворенное окно.

- Простите мою неделикатность, - поспешила добавить Агнесса.

- Да нет, не в этом дело, какая же тут неделикатность? И потом, я знала от вашей подруги, что вы тоже помогали Сопротивлению. Нет, - продолжала она, помолчав немного, - это произошло иначе. Я жила в Ницце с одним артистом, своим товарищем, мы оба служили в оперетте. Труппа ездила в турне по Лазурному берегу и по Алжиру. Мой друг был в Сопротивлении. А я нет. Пришли его арестовать. Ему удалось бежать через черный ход. Тогда взяли меня.

- А он спасся?

- Да. Вернувшись из лагеря, я узнала, что он устроился в Париже. И живет там.

- И вы не написали ему, что вы живы и вернулись?

- Написала.

Она снова отвела взгляд. Агнесса умолкла: значит, этот человек не приехал. Габи поняла, что ее собеседница потрясена изменой, и на губах ее мелькнула слабая улыбка - первая за все время их беседы. Она добавила:

- Ну, это дело второстепенное.

Обе умолкли, разняли руки и поглубже уселись в кресла. Агнесса подумала, что она еще успеет подробно расспросить о Мано позднее, когда Габи Ломбар немного оправится физически и морально.

- Я живу в Пор-Кро, и у меня очень, очень приятный дом. Воздух у нас чистейший. Прекрасный вид. Климат гораздо мягче, чем в Ницце, - летом нет такой жары. Приезжайте ко мне, вы у нас скоро поправитесь, я вам отведу ту самую комнату, где жила Мано.

- Большое спасибо за внимание. Но я здесь прохожу курс лечения. Соседи у меня очень услужливые. Да и, знаете, теперь мне всякое передвижение с трудом дается.

- Так позвольте мне по крайней мере посылать вам кое-что из моего хозяйства! Ведь со снабжением пока еще очень туго! Я сама делаю прекрасное оливковое масло,

- Вот за это спасибо! Большое спасибо... А скажите, господин Казелли вам ничего не говорил? Я должна передать вам кое-что от вашей подруги.