Васко Пратолини - Метелло

Метелло был не по годам высок и крепок, черный вихор выбивался у него из-под шапки, руки были большие, рабочие. На нем был жилет, надетый поверх рубашки, присборенной у ворота и на запястьях, штаны немного ниже колен и запыленные башмаки из телячьей кожи. Ему едва исполнилось пятнадцать лет, а выглядел он на все восемнадцать-девятнадцать и казался способным справиться с любой работой.

С любопытством смотрел он, как рабочие разгружают возы с ящиками фруктов, кочнами цветной капусты, с апельсинами и мандаринами, которые он видел впервые. Другие грузчики подхватывали товар и переносили его на склады. Чуть подальше розничные торговцы приводили в порядок свои лотки; повсюду было оживленно и шумно. Солнце уже начинало припекать. От бессонной ночи, от усталости и голода, от обилия впечатлений Метелло впал в какое-то оцепенение, из которого его вывел окрик:

— Эй, парень! Ты что, с возами приехал или работу ищешь? А ну, поди сюда! Мне сегодня люди нужны. Четыре чентезимо в час, идет?

Метелло ничего не ответил. Он даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто с ним говорит, и убедиться, что это обращаются именно к нему, а просто подошел к возу и взвалил себе на спину тяжелый ящик.

Грузчики встретили его неприветливо. «Откуда ты взялся и почему согласился, чтобы тебе платили на один чентезимо меньше?» — спрашивали они. Метелло ничего не отвечал — может быть, потому, что от жары и усталости у него все плыло перед глазами. И тогда один из грузчиков, с большими усами и бородавкой на щеке, которого хозяин называл Линари, изловчившись, так сильно толкнул его, что он растянулся во весь рост. Хозяин стоял к ним спиной и не заметил, как Метелло поднял ящик и подобрал лимоны, рассыпавшиеся по мостовой.

— Мне надо заработать на хлеб, — пробормотал он, устанавливая ящики с фруктами, когда Линари снова очутился рядом.

Седой, морщинистый грузчик, такой худой, что, казалось, его острые кости вот-вот прорвут рубашку, сказал:

— Если такой молодой, как ты, соглашается на четыре чентезимо, то что же станут платить мне? Они говорят, что мне пора на свалку, ведь я поднимаю не больше пятидесяти килограммов.

— Съездить бы ему разок по морде, вот и был бы для него подходящий заработок! — бросил на ходу Линари.

На нем была рубашка с воротничком и галстуком, а пятидесятикилограммовый ящик он нес с такой легкостью, как будто тот был пустой.

— Да оставьте вы его в покое! Разве не видите, он совсем мальчик, — вмешался еще один грузчик. Это был человек средних лет, тоже усатый, с лысой загорелой головой и смеющимися глазами. Он не был похож на грузчика, несмотря на то, что работал наравне со всеми и одежда у него была очень потрепанная.

— Вот и нужно проучить его как следует! — сказал грузчик с бородавкой. — Еще молоко на губах не обсохло, а уже лезет отбивать у нас хлеб!

— На аппетит он, как видно, пожаловаться не может, — заметил лысый.

Метелло слушал, стараясь не глядеть им в лицо.

— Мне надо заработать на хлеб, — повторил он.

— Ну, ясно, — сказал старик, — уж, конечно, не на ложу в театре Пальяно!

Настал полдень, и с грузчиками расплатились. Трудовой день для них кончился. В руках у Метелло оказалось четыре сольдо — целых двадцать чентезимо!

Как раз против рынка была остерия, которую Метелло приметил с самого начала, и это дало ему силы проработать пять с лишним часов, хотя он давно уже еле держался на ногах. На вывеске остерии по одну сторону надписи была изображена тарелка макарон, по другую — бутылка вина.

Когда грузчики вошли в остерию, Метелло уже уплетал макароны, насаживая их на вилку с помощью куска хлеба. Рабочие подсели к нему за стол и прежде всего потребовали вина; налили и Метелло, хотя он вина не заказывал.

Теперь они уже не казались такими злыми. Грузчик с бородавкой снова наполнил стакан Метелло.

— Сколько тебе лет? — спросил лысый.

Метелло продолжал жевать, уткнув нос в тарелку.

— Скажи правду, ты из Флоренции?

— Мы даже имени твоего не знаем.

— Ну, отвечай же! — сказал лысый. — Меня зовут Бетто.

— По прозвищу Учитель, — добавил Линари.

— А не побывал ли ты в карбонайе [8] Карбонайя — угольная яма. Так в народе называют тюрьму или камеру предварительного заключения. , прежде чем появился на рынке?

Метелло никогда не слышал, чтобы слово «карбонайя» употреблялось в каком-то ином значении. Он не знал, что за рынком находилась тюрьма, но понял, что, если не заслужит расположения грузчиков, карабинеры могут вернуть его в имение. Он смутно чувствовал, что, только подружившись с этими людьми, он сможет навсегда завоевать себе свободу, а к ней вел путь, на который он вступил этой ночью.