Джордж Элиот - Адам Бид

– Да разве не приезжала сюда молодая женщина, очень молодая и красивая, две недели назад, в пятницу, навестить Дину Моррис?

– Нет, я не видела никакой молодой женщины.

– Подумайте-ка хорошенько, уверены ли вы в этом? Девушка, восемнадцати лет, с темными глазами и темными вьющимися волосами, в красном салопе и с корзинкой в руках. Вы не могли ее забыть, если видели.

– Нет, в пятницу, две недели назад… да, именно в тот день и отправилась Дина… не был никто. Вот до вас никто не приходил, никто не спрашивал ее; здешние жители знают, что она отправилась. Ах, Господи, Господи! уж не случилось ли чего-нибудь?

Старуха увидела на побледневшем лице Адама страшное выражение ужаса, но он не был ни оглушен, ни расстроен: он употреблял все усилия, чтоб придумать, где мог спросить о Хетти.

– Да, молодая женщина отправилась из нашей страны навестить Дину в пятницу две недели назад. Я пришел, чтоб привезти ее назад. Я боюсь, чтоб с ней чего не случилось. Я не могу оставаться долее. Прощайте.

Он торопливо вышел из хижины. Старуха последовала за ним до ворот, с грустью смотря ему вслед и тряся головою, между тем как он почти бежал по дороге в город. Он направлялся к месту, где останавливался окбурнский дилижанс.

Нет, там не видали такой молодой женщины, как Хетти. Не случилось ли чего-нибудь с дилижансом две недели назад? Нет. Не было и дилижанса, в котором он мог бы возвратиться в Окбурн в этот же день. Что ж, он отправится пешком: ему нельзя оставаться здесь в жалком бездействии. Но содержатель гостиницы, видя сильное беспокойство Адама и принимая новое приключение к сердцу с горячностью человека, который проводит большую часть своего времени в том, что, засунув руки в карманы, смотрит на упорно однообразную улицу, предложил Адаму, что он свезет его обратно в Окбурн в своей собственной, обложенной пошлиною тележке в этот же вечер. Не было еще пяти часов, и Адам имел довольно времени пообедать и приехать в Окбурн до десяти часов. Содержатель объявил, что ему действительно нужно ехать в Окбурн и что лучше ему ехать сегодня вечером: тогда у него будет в распоряжении весь следующий день. Адам, употребив тщетную попытку съесть что-нибудь, положил сухое кушанье в карман и, выпив глоток элю, сказал, что готов отправиться в путь. Когда они доехали до хижины, то ему пришло в голову, что хорошо было бы узнать от старухи, где можно было найти Дину в Лидсе: если на господской мызе будут беспокоиться (он только отчасти допускал предчувствие, что это случится), то, может быть, Пойзеры захотят послать за Диной. Но Дина не оставила адреса, и старуха, память которой была слаба на имена, не могла припомнить имени «благочестивой женщины», бывшей главным другом Дины в обществе в Лидсе.

В продолжение длинной, длинной дороги в тележке Адам имел время представлять себе всевозможные догадки безотвязного страха и борющейся надежды. В минуту первого потрясения при открытии, что Хетти не была в Снофильде, в голове Адама мелькнула мысль об Артуре и заставила болезненно забиться его сердце, но он несколько времени старался отразить ее возвращение, занявшись объяснением этого беспокоящего его факта различными средствами, не имевшими ничего общего с этою невыносимою мыслью. Вероятно, с нею случилось что-нибудь. Хетти, каким-нибудь странным случаем, попала в Окбурне не в тот дилижанс; она захворала и не хотела сообщить своим об этом, чтоб не испугать. Но эта слабая ограда неопределенных невероятностей была скоро разрушена стремительным напором определенного, мучительного страха. Хетти обманывала себя, думая, что может любить его, выйти за него замуж: она все-таки любила Артура, – и теперь, в отчаянии, что срок их свадьбы был так близок, бежала из дома. Она отправилась к нему. Прежнее негодование и ревность снова пробудились и внушили подозрение, что Артур поступил с ним неискренно, написал к Хетти, пытался соблазнить ее прийти к нему, не желая, вопреки всем своим обещаниям, чтоб она принадлежала другому, а не ему. Может быть, он и выдумал всю эту историю и дал ей указания, каким образом она могла следовать за ним в Ирландию. Адам знал, что Артур вышел туда три недели назад, потому что слышал об этом недавно на Лесной Даче. Каждый печальный взгляд Хетти с того времени, как она дала слово Адаму, припоминался ему теперь с болезненным преувеличением. Его сангвинический характер и доверчивость доходили до глупости. Бедняжка, может быть, с давних пор не знала своего сердца, думала, что может забыть Артура, и на мгновение обратилась к человеку, предлагавшему ей покровительственную, верную любовь. Он не мог принудить себя порицать ее: она не желала причинить ему такое страшное горе. Порицание следовало обратить на того человека, который из себялюбия играл ее сердцем, быть может, даже нарочно сманил ее из дома.