Джордж Элиот - Адам Бид

– Я люблю швейную работу, – сказала Хетти, – и могла бы получать хорошее жалованье.

– Разве тетка немножко погорячилась с тобою? – спросил мистер Пойзер, не обращая внимания на последний довод Хетти. – Ты не должна огорчаться этим, моя милая, ведь она делает это для твоей же пользы, она желает тебе добра. Немного найдется неродных теток, которые стали бы делать для тебя то, что она делает.

– Нет, я не сержусь на тетеньку, – сказала Хетти, – но мне больше нравится то занятие.

– Это хорошо, что ты поучилась немножко тому делу… и я тотчас же дал свое согласие, как только мистрис Помфрет захотела учить тебя: если случится что-нибудь дурное, так, по крайней мере, ты будешь знать не одно только дело. Но я никогда не желал, чтоб ты пошла в услужение, дитя мое. Наше семейство всегда ело собственный свой хлеб и сыр с незапамятных времен, все подтвердят тебе это – не так ли, батюшка? ведь вы не захотите, чтоб ваша внучка жила у чужих на жалованье?

– Ну уж нет, – возразил старый Мартин, растягивая слова, чтоб придать им столько же горечи, сколько и отрицания, и в то же время наклоняясь вперед и смотря на пол. – Девушка, однако ж, идет по матери. Какого труда стоило нам держать в руках, а все-таки она вышла замуж, без моего согласия, за человека, имевшего только две головы скота, тогда как ему на ферме нужно было бы иметь десять… Немудрено, что она умерла от воспаления, когда ей не было еще и тридцати лет.

Редко произносил старик такую длинную речь. Но вопрос сына упал, как искра на сухое топливо, на давнишнюю еще неугаснувшую злобу, которая всегда заставляла дедушку быть равнодушнее к Хетти, чем к детям его сына. Этот негодяй Сор-рель промотал все имущество ее матери, а в жилах Хетти текла кровь Сорреля.

– Бедная женщина, бедная женщина! – сказал Мартин-младший, недовольный тем, что вызвал жестокость, с которою вспоминал старик о прошедшем. – Впрочем, ей только не улыбнулась судьба. Но Хетти может иметь положительного, степенного мужа, какого только может иметь девушка в нашем околотке.

Вымолвив этот многозначительный намек, мистер Пойзер снова прибегнул к своей трубке и к своему молчанию, посматривая на Хетти, чтоб увидеть, не обнаруживала ли она какого-нибудь признака, что отказалась от своего необдуманного желания. Но вместо этого Хетти, против собственной воли, начала плакать, частью с досады на то, что ей отказывали в просьбе, частью же от своего горя, которое она должна была скрывать весь день.

– Ну, полно же, полно! – сказал мистер Пойзер тоном шутливого упрека, – Как можно нам плакать об этом? Пусть плачут вот те, у кого дома нет, а не те, кто желает бросить свой дом. Как ты думаешь об этом? – спросил он, обращаясь к жене, которая в это время возвратилась в общую комнату, занимаясь вязаньем с жаром и поспешностью, будто это движение было необходимым ее отправлением, как у морского рака дрожание усиков.

– Думать?.. Ну, я думаю, что вот у нас очень, очень скоро раскрадут всю домашнюю птицу, а все благодаря этой девушке, которая забывает запирать кур на ночь. Ну, а теперь что такое случилось с тобой, Хетти? О чем ты плачешь?

– Да вот, хочет идти в горничные, – сказал мистер Пойзер. – А я говорю, что мы можем пристроить ее лучше.

– Я уж думала, что она набрала себе в голову вздор какой-то. Я видела, что она целый день все ходила надувши губы и не открывая рта. А все оттого, что вот завела знакомство с этими слугами на Лесной Даче. Дураки мы были, что пускали ее к ним. Она думает, что будет жить там гораздо лучше, чем с своими родными, которые приняли ее, когда она была не больше Марти, да вырастили. Ведь она думает, что все занятие горничной состоит в том, чтоб носить платья лучше тех, в которых она родилась; будьте уверены, что она так думает. Ведь она с самого утра и до поздней ночи думает только о том, какую бы тряпку накутать на себя; и я спрашиваю ее часто, не хочет ли она стоять чучелом на поле, потому что тогда она вся будет состоять из тряпок снаружи и внутри. Никогда не дам я своего согласия на то, чтоб она пошла в горничные, до тех пор, пока у нее будут добрые друзья, которые будут заботиться о ней, пока она не выйдет замуж за кого-нибудь получше тех лакеев, которые ни то ни се, ни простолюдины, ни джентльмены, а все-таки хотят жить жирно, и которые в состоянии спрятать руки под полы своих сюртуков да заставить, чтоб жены их работали для них.

– Ну, конечно, – сказал мистер Пойзер, – мы должны найти ей другого мужа, не такого, как этот народ, да и есть у нас под рукой человек получше. Ну, перестань же плакать, дурочка, ступай-ка спать. Я найду для тебя что-нибудь получше места горничной. А это ты уж лучше выкинь из головы.