Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

– К сожалению, так, человек должен повиноваться внушениям долга.

При этом мистер Поллисер окинул взглядом всю комнату, и ему показалось, что на него были устремлены глаза лорда Думбелло. Как хотите, а труд был тяжелый. По правде сказать, мистер Поллисер не знал, с чего начать. Что ему нужно было говорить ей? Каким образом начать разговор, который бы кончился объяснением в нежных чувствах? Леди Думбелло была, бесспорно, очень хороша, и в глазах мистера Поллисера казалась очень интересною, но, хоть убейте, он не знал, как начать разговор и что сказать для нее особенное. Связь с такой женщиной, как леди Думбелло, – разумеется, связь платоническая, невинная, но тем не менее истинная, – сообщила бы особенную прелесть его жизни, которая, при настоящих обстоятельствах, была довольна суха. Благодаря молве, которая дошла до него через его дядю, он узнал, что леди Думбелло неравнодушна к нему. И действительно, она так смотрела, как будто он ей нравился, но каким образом сделать первый приступ? Он вполне изучил науку изумлять палату общин и поднимать тревогу в британской нации посредством своих громадных и точных статистических познаний, но что ему сказать хорошенькой женщине?

– Так в апреле вы наверно будете в Лондоне?

Это было при другом случае.

– О, да, я думаю.

– И опять в Карльстонских садах?

– Да, лорд Думбелло нанял тот же дом.

– В самом деле? Какой великолепный дом! Надеюсь, мне будет позволено заглядывать туда от времени до времени.

– Конечно, только я знаю, что вы будете очень заняты.

– Кроме субботы и воскресенья.

– Я всегда принимаю по воскресеньям, – сказала леди Думбелло.

Мистер Поллисер сознавал, что тут вовсе не проглядывало особенного расположения. Позволение заглядывать от времени до времени, доступное для всех других знакомых, ровно ничего не значило, но все же для него такое удовольствие имело такую важность, какой он ожидал при настоящем случае. Поллисер оглянулся и опять увидел, что взоры лорда Думбелло были очень мрачны. Он начал сомневаться, что загородный дом, где все так постоянно на глазах друг у друга, едва ли может служить лучшим в мире местом для подобного маневра. Леди Думбелло была очень хороша, и он любил смотреть на нее, но ему никак не удавалось приискать предмета, которым бы можно было заинтересовать ее в хартльбирийской гостиной. Позже вечером он начал говорить ей что-то насчет сахарных пошлин и потом увидел, что лучше было бы не начинать. Ему оставался один только день, но этот день необходимо было посвятить приготовлению парламентской речи. Лучше отложить до Лондона, там это пойдет гораздо легче. В лондонских салонах, наполненных народом, дело пойдет гораздо легче, и притом же лорд Думбелло не станет торчать перед ним и глазеть на него. Леди Думбелло благосклонно выслушала сентенцию о сахарных пошлинах и попросила определить наибольшую их величину. Это все-таки ближе подходило к настоящему разговору, но выбор предмета был неудачен и не мог, в его руках, быть заменен другим более нежным, потому он решился отложить свои действия до лондонской весны, которая должна была помочь ему, и, сделав это, он чувствовал, что облегчил себя на некоторое время от тяжелого бремени.

– Прощайте, леди Думбелло, – сказал он на другой вечер. – Завтра рано утром я уезжаю.

– Прощайте, мистер Поллисер.

Говоря это, она улыбнулась так очаровательно, но все-таки не научилась еще называть его запросто Плантаженетом. Мистер Поллисер отправился в Лондон и тотчас принялся за дело. Тщательно составленная, предлинная речь сошла с рук с большой для него честью – с похвалой того спокойного и неизменившегося свойства, которое как-то особенно идет к подобным людям. Речь была почтенная, скучная и верная. Люди слушали ее или, нахлобучив шляпы на глаза, дремали, показывая вид, что слушают. На другое утро «Daily Jupiter» напечатал о ней передовую статью, которая, однако же, по прочтении наводила на читателя сомнение, следует ли мистера Поллисера считать великим знатоком финансовой науки или нет. Мистер Поллисер, говорила газета, мог сделаться лучезарным светилом для денежного мира, блестящею славою для банкирских интересов. Но в этих делах, легко могло случиться, что он оказался бы блудящим огнем, слепым вожатым, человеком, которого можно считать весьма респектабельным, но не глубокого ума. Кто же поэтому в настоящее время, решится рисковать доверием к себе, объявив положительно, что мистер Поллисер понимал или не понимал свой предмет? Читая газеты, мы остаемся недовольны всеми известиями, которые может доставить нам вселенная и человеческий ум, мы требуем от них того, чего могли бы требовать, если бы ежедневные листки являлись к нам из мира бесплотных духов. Заключение из этого такое, что газеты принимают на себя вид, как будто они действительно приходят из мира духов, но предсказания их бывают весьма сомнительны, как это бывало с искони века.