— Хватит! — резко произнес врач.
Мать плакала. Рыдания сотрясали ее тело.
Врач подошел к ее мужу и положил руку ему на плечо.
— Будьте с ней поласковее, — прошептал он. — Прошу вас. Это очень важно.
Потом он сильно стиснул плечо мужа и незаметно подтолкнул его к кровати. Муж замялся в нерешительности. Доктор стиснул его плечо сильнее. В конце концов муж нехотя нагнулся и коснулся щеки жены губами.
— Все хорошо, Клара, — сказал он. — Хватит плакать.
— Я так молилась, чтобы он выжил, Алоиз.
— Да-да.
— Несколько месяцев я каждый день ходила в церковь и молила, стоя на коленях, чтобы этому дано было выжить.
— Да, Клара, я знаю.
— Трое мертвых детей — больше я не могу выдержать, разве ты этого не понимаешь?
— Разумеется.
— Он должен жить, Алоиз. Должен, должен… О Господи, будь же милостив к нему…
(перевод М. Пчелинцева)
Я купил себе новую машину. Это была восхитительная игрушка, большой «БМВ 3.3 Li», что обозначает объем двигателя 3,3 литра, длинная колесная база, непосредственный впрыск. Машина имела предельную скорость 129 миль в час и потрясающую приемистость. Она была светло-голубая. Сиденья были тоже голубые, но потемнее, кожаные, из самой натуральной мягкой кожи наилучшего качества. Окошки открывались и закрывались нажатием кнопки, как и окошко в крыше. Когда я включал приемник, сама по себе выскакивала антенна; когда выключал, она убиралась. На маленькой скорости мощный двигатель нетерпеливо порыкивал, но уже при шестидесяти милях в час рычание стихало, и мотор начинал довольно мурлыкать.
В тот день я ехал в Лондон один. Стоял прекрасный июньский день. В полях метали стога, обе обочины заросли лютиками. Я бесшумно несся со скоростью семьдесят миль в час, удобно откинувшись на спинку сиденья, едва касаясь пальцами баранки, чего вполне хватало для устойчивости машины. Потом я увидел на обочине человека с опущенным вниз большим пальцем. Я притормозил и остановился прямо рядом с ним. Когда голосуют, я всегда останавливаюсь. Я знаю, как себя чувствуешь, когда стоишь у дороги, а мимо проносятся машины. Я ненавидел водителей, притворявшихся, что они меня не видят, особенно водителей больших машин стремя пустующими сиденьями. Большие дорогие машины останавливаются редко; те, кто предлагает подвезти, сидят обычно в маленьких или ржавых, до отказа забитых детьми; водитель обычно говорит:
— Думаю, если ужаться, одного человека мы точно втиснем.
Автостопщик сунул голову в открытое окошко и спросил:
— В Лондон едем, начальник?
— Да, — кивнул я. — Залезай.
Он сел рядом со мной, и мы поехали дальше. Это был жалконький плюгавый человечек с серыми зубами. Его темные глаза были быстрыми и умными, как у крысы, а уши — слегка заостренными кверху. На его голове сидела матерчатая кепка, на нем была сероватая куртка с непомерно огромными карманами. Эта куртка вместе с бегающими глазами и заостренными ушами делала его необыкновенно похожим на огромную человекообразную крысу.
— В какую часть Лондона едешь? — спросил я.
— Насквозь и дальше, — ответил человечек. — Я добираюсь в Эпсом на скачки. Сегодня же как раз дерби.
— Верно, — согласился я. — Жаль, что не могу сделать то же самое; я люблю играть на скачках.
— В жизни не ставил на лошадей, — сказал человечек. — Я даже не смотрю, как они там бегают, абсолютно глупое занятие.
— Тогда зачем же ты едешь? — удивился я.
Он словно меня не слышал. Его крысиное лицо было лишено какого бы то ни было выражения, он глядел перед собой на дорогу и молчал.
— Наверное, ты работаешь с машинами, принимающими ставки или что-нибудь еще в этом роде, — сказал я наугад.
— Это еще глупее, — отрезал человечек. — Ну какая радость возиться с вшивыми машинами и продавать всяким олухам билетики? Это может делать любой идиот.
Повисло долгое молчание. Я решил больше его не расспрашивать; мне сразу же вспомнились мои автостопные дни и как раздражали меня вопросы водителей. Куда ты едешь? Зачем ты туда едешь? Где ты работаешь? Ты женат? У тебя есть девушка? Как ее звать? Сколько тебе лет? И так далее и так далее. Это доводило меня до бешенства.
— Извини, пожалуйста, — сказал я. — Не мое, конечно, это дело, чем ты там занимаешься. Дело только в том, что я писатель, а писатели в большинстве очень любят совать свой нос, куда их не просят.
— Ты пишешь книги? — спросил он.
— Да.
— Книги писать — дело хорошее, — сказал он. — Это то, что я называю «квалифицированная работа». Я тоже занимаюсь квалифицированной работой. Кого я презираю, так это тех людей, которые всю свою жизнь заняты каким-нибудь вшивым делом, не требующим никакой квалификации. Ты понимаешь, о чем я?
Читать дальше