Мигель Сильва - Мертвые дома

Дочери Марии, возглавляемые сестрами Вильена, с песнопениями проходили мимо них. Отцу Перния, у которого не было ни слуха, ни голоса, пришлось обратиться за помощью к сеньорите Беренисе. Учительница на пяти спевках сколотила жиденький городской хор. Что до сеньора Картайи, который с возрастом становился все более убежденным безбожником, то он наотрез отказался «участвовать в этом мошенничестве».

Последний отрезок пути они шли в тени, которую саманы, окаймлявшие площадь, отбрасывали на прилегающую улицу. Четверо юношей уже расположились у церковного портала. На этот раз Кармен-Роса прошла так близко от Себастьяна, что почти коснулась своим белым покрывалом красного пятна на его рукаве. Дочери Марии пели:

Святая Роса возвращалась в свой алтарь. Затрещали одна за другой последние три ракеты; ударили колокола; под руками сеньориты Беренисе гнусаво запел старый орган. Отец Перния в заплатанном стихаре благословлял с главного алтаря свою паству. Его окружали служки — один неистово звонил в колокольчик, второй торопливо бормотал «амен», третий размахивал кадилом.

Наконец сестры вышли из церкви. Начинало темнеть. В честь святой Росы карбидные фонари были зажжены раньше обычного. Из кабачка Эпифанио доносился звон четырехструнной гитары, чистые звуки арфы и раздольный голос Перикоте:

На углу под фонарем девушек ждали. Панчито выступил вперед и сказал:

— Я хочу вас познакомить с нашими друзьями из Парапары.

Девушки и приезжие невнятно произнесли свои имена и пожали друг другу руки. Кармен-Роса и Себастьян сразу же поспорили.

— Вы из Парапары под Ортисом? — спросила она.

— Нет Парапары под Ортисом, — сухо ответил он. — Есть Парапара под Парапарой.

Это был отголосок старинного соперничества двух городов, хвастливая поговорка тех времен, когда Ортис покровительственно простирал свою длань над соседними селениями.

Панчито, боясь, что разгорится перепалка, заговорил о бое петухов, о геройской победе самбо, о том, как разозлился полковник Кубильос.

— Я ненавижу петушиные бои, — сказала Кармен-Роса, и они опять заспорили.

— Почему? — спросил Себастьян.

— Потому что это варварство, преступление против бедных птиц.

— Большее преступление свернуть шею несчастной курице, чтобы съесть ее, — пробормотал Себастьян.

Больше они между собой не разговаривали. Компания пересекла площадь и подошла к дому Вильенов. Прощаясь, Кармен-Роса вежливо уронила:

— Мне было очень приятно познакомиться с вами.

А Себастьян ответил:

— До завтра, Кармен-Роса.

Будто он давно привык произносить ее имя, будто он был ее старым другом, приходившим к ней каждый день.

На следующее утро, уже в гетрах для верховой езды, Себастьян зашел в «Серебряную шпору». Кармен-Роса была не одна, как он, вероятно, надеялся, если судить по его виду. Рядом с девушкой за прилавком стояла донья Кармелита. Какая-то женщина покупала хинин и рассказывала о своих бесчисленных горестях. Кривоногий мальчишка со вздутым животом кричал противным голосом:

— Бутылку керосину, да пополнее!

Себастьян был представлен донье Кармелите, терпеливо выслушал жалобы женщины, которая покупала хинин, и, чтобы оправдать свой приход, купил сигарет, хотя у него в кармане лежала нераспечатанная пачка.

Кармен-Роса заметила, что ему не по себе, и спросила, улыбаясь:

— Когда вы возвращаетесь в Парапару под Парапарой?

— В Парапару под Ортисом я возвращаюсь тотчас же, — ответил он в том же тоне. — Я пришел попрощаться с вами.

Позднее Кармен-Роса вспоминала, что он жал ей руку дольше, чем принято, и ей пришлось мягко, но решительно отнять ее, прервав пожатие, которое слишком затянулось.

— А почему не пришел ваш брат? — спросила она.

— Он остался в кабачке у Эпифанио купить кое-что.

Кармен-Роса заметила, что он лжет, но дается это ему не без труда.