Уильям Фолкнер - Все они мертвы, эти старые пилоты

- А зачем мистер Сарторис ее выпускает? - спросил я, - Спумеру что - не нравится ее любовь к кухонным отходам?

Но сержант не слушал. Он заглядывал, вытянув шею, за ворота ангара, и, посмотрев туда, я увидел Сарториса. Он подходил к последнему в ряду ангару все с тем же чуть вороватым и настороженным видом - и вскоре скрылся в ангаре.

- Что за ребячество? - спросил я.

Сержант посмотрел на меня. Потом отвернулся.

- Он хочет узнать, куда уехал Спумер.

Немного помолчав, я спросил:

- Так это все из-за той девушки, да?

Сержант даже не посмотрел на меня.

- Можно, конечно, ее и так называть. Наверно, сколько-то их здесь еще осталось.

Я помолчал. Сарторис вышел из ангара и скрылся в соседнем.

- А может, их теперь и нигде нет? - спросил я.

- Может, вы и правы, сэр. В войну им трудно приходится.

- Ну, а эта? - спросил я. - Она-то кто?

И сержант рассказал мне. Они содержали кабачок - он называл его пабом какая-то старая карга и эта, сарторисовская. Кабачок был где-то на задворках Амьена, и офицеры туда не ходили. Возможно, поэтому Спумер с Сарторисом и произвели там такой фурор. Я узнал от сержанта, что и английские и французские солдаты живо интересовались борьбой, развернувшейся в кабачке, горячо обсуждали подробности и даже делали ставки - кто на командира, а кто на самого зеленого новичка из его эскадрильи. "Ну, сами понимаете, - сказал сержант, - ведь оба офицеры, и все такое".

- Они что - шуганули от нее солдат? - спросил я.

Сержант не смотрел на меня. - Много у нее было солдат?

- А то вы их не знаете, таких? - спросил сержант. - Война ведь, сами понимаете.

Вот она какая была. Из таких. Сержант сказал, что они даже в родстве не состояли - старуха и эта, сарторисовская. Он говорил, что Сарторис покупал ей тряпки и драгоценности; известно, впрочем, какие драгоценности можно купить в Амьене. А Сарторис-то, может, их и вообще в армейской лавке покупал - ему ведь тогда было чуть-чуть только за двадцать. Я видел письма, которые он посылал тетке: подросток из Харроу {6} мог так писать; подросток, впрочем, пожалуй, все же лучше писал бы. А вот Спумер, тот, видимо, обходился без подарков. "Спумер-то капитан, - сказал сержант. - Так, может, поэтому. А может, потому что Кавалер".

- Может быть, - сказал я.

Вот, значит, какай она была. И она, нацепив грошовые драгоценности, подаренные Сарторисом, разносила пиво и вино французским и английским солдатам где-то на задворках Амьена, а Спумер, используя свое служебное положение, обманывал ради нее и с ней Сарториса: назначал его в караул, чтобы он не мог уехать с аэродрома, и запирал собаку, которая могла обнаружить обман. А Сарторис, верша доступное ему мщение, выпускал собаку, чтобы она полакомилась плебейскими помоями.

Он вошел в наш ангар - высокий парень с бесцветными глазами и с лицом, которое могло быть и радостным и угрюмым, и вот только несерьезным оно наверняка никогда не бывало.

- Привет, - сказал он.

- Привет, - сказал я. Сержант начал было вставать.

- Сидите, - сказал Сарторис. - Мне ничего не нужно - Он двинулся в глубь ангара. Там валялся всякий хлам бочки из-под горючего, пустые ящики, картонные коробки. Сарторис вовсе не казался смущенным, ему, видно, и в голову не приходило стыдиться своего мальчишеского занятия.

Собака сидела в одном из ящиков. Она вылезла - огромная рыжевато-коричневая зверюга с короткой лоснящейся шерстью; Фолленсби говорил, что если бы не знаки отличия да регалии, Спумер был бы точь-в-точь на нее похож. Она не торопясь двинулась к выходу из ангара и, чуть скосив на меня в воротах глаза, отправилась прямиком к солдатской столовой. Вскоре она скрылась. Сарторис повернулся, подошел к дверям офицерской столовой и тоже скрылся.

А потом вернулся вечерний патруль. Пока машины заходили на посадку и, приземлившись, подруливали к ангарам, на территорию аэродрома въехал легковой автомобиль, остановился у офицерской столовой, и из него вылез Спумер.

- Глядите, - сказал сержант. - Он сейчас вроде как бы и сам не заметит, что делает. Как бы это и не он даже вовсе.

Он шел вдоль линии ангаров: высокий, грузный, на ногах - зеленые гетры. Он не видел меня, пока не свернул к нашему ангару. На секунду, на почти незаметное мгновение он замешкался, потом вошел, чуть скосив на меня в воротах глаза.

- Здрасьте, - сказал он брюзгливым фальцетом.

Сержант уже стоял. Я не заметил, чтобы Спумер хотя бы покосился, хотя бы мимолетно глянул в глубь ангара, но он не пошел дальше.

- Сержант, - сказал он.