Айн (http://marsexxx.com, marsexxx@ya.ru) - Источник

Его двадцать две газеты, его журналы, его экранные «Новости дня» получили приказ защищать Рорка. Рекламировать Рорка. Остановить линчевателей.

— Каковы бы ни были факты, — поучал он своих сотрудников, — этот процесс не будет руководствоваться фактами. Он будет руководствоваться общественным мнением. Мы всегда занимались общественным мнением. Давайте его делать. Я вас учил. Вы эксперты по рекламе. Покажите мне, чего вы стоите.

Ответом на его слова было молчание, его сотрудники поглядывали друг на друга. Альва Скаррет хмурил лоб. Но они подчинились.

«Знамя» опубликовало фотографию дома Энрайта, сопроводив ее словами: «Вы хотите разделаться именно с ним?» Фотографию загородного дома Винанда: «Найдите лучший, если сможете». Фотографию Монаднок-Велли: «Разве этот человек ничего не дал обществу?»

«Знамя» печатало биографию Рорка в колонке автора, имени которого никто не слышал, она была написана Гейлом Винандом. «Знамя» начало печатать серию статей об известных судебных процессах, на которых были осуждены невинные, поплатившиеся за предрассудки, которые разделяло большинство. «Знамя» печатало статьи о мучениках, убитых обществом: Сократе, Галилее, Пастере, мыслителях, ученых, длинный список героических имен — каждый был одиночкой, человеком, бросившим вызов другим.

— Гейл, ради Бога, это же был только строительный проект. Винанд обессиленно посмотрел на Скаррета:

— Бессмысленно заставлять вас, дураков, понять. Ну ладно. Поговорим о строительстве.

«Знамя» писало о вымогательстве в жилищном строительстве: о подкупах, некомпетентности, яданиях, яатраты на возведение которых в пять раз превышали смету, которой бы удовольствовался частный застройщик; о постройках, возведенных и брошенных; об ужасных проектах, которые принимались и которыми восторгались во имя священной коровы — альтруизма. «Полагают, дорога в ад вымощена благими намерениями, — писало «Знамя». — Может быть, потому что мы не научились различать, какие намерения создают благо? Разве не пора научиться этому? Никогда еще не было столько прекрасных намерений, которые бы так громко восхвалялись в обществе. А посмотрите на него…»

Передовицы «Знамени» были написаны Гейлом Винандом за столом в наборном цехе; он писал, как всегда: синим карандашом на громадных листах газетной бумаги буквами высотой в дюйм. В конце статьи он размашисто ставил «Г.В.», и знаменитые инициалы никогда еще не выглядели столь беспечно гордыми.

Доминик поправилась и вернулась в загородный дом. Винанд приезжал поздно вечером. Он пользовался любой возможностью, чтобы привезти с собой Рорка. Они сидели втроем в гостиной, окна которой были распахнуты в весеннюю ночь. Темные склоны холма плавно опускались из-под стен дома к озеру, озеро блестело сквозь деревья далеко внизу. Они не говорили о предстоявшем судебном

процессе. Винанд рассказывал о своем крестовом походе, не затрагивая личности, будто это совершенно не касалось Рорка. Винанд стоял посреди комнаты и говорил:

— Пусть вся история «Знамени» не внушает ничего, кроме презрения. Но это все оправдает. Я знаю, Доминик, ты не в состоянии понять, почему я не стыдился и не стыжусь своего прошлого. Почему я люблю «Знамя». Теперь ты услышишь ответ. Власть. У меня была власть, которую я никогда не использовал. Теперь ты увидишь, как это делается. Они будут думать то, что я хочу. Они будут делать то, что я скажу. Потому что это мой город, и я должен следить за тем, что в нем происходит. Говард, к тому времени, когда ты войдешь в зал суда, я их так скручу, что не останется ни одного присяжного, который бы осмелился осудить тебя.

Ночью он не мог заснуть. Он не чувствовал никакого желания спать.

— Давайте спать, — говорил он Рорку и Доминик. — Через несколько минут я тоже лягу.

И вот уже Доминик из своей спальни и Рорк из гостевой комнаты слышали шаги Винанда, долгими часами меряющего террасу, в его шагах звучало какое-то веселое беспокойство, каждый шаг — брошенный якорь высказывания, утверждение, припечатанное к полу.

Как-то поздно ночью, когда Винанд простился с ними, Рорк и Доминик вместе поднимались по лестнице и остановились на лестничной площадке первого этажа; они прислушались к резкому чирканью спички внизу, в гостиной, звуку, вызвавшему образ беспокойно дергающейся руки, зажигающей первую из сигарет, которые будут сменять друг друга до зари, — огненная точка, мечущаяся по террасе в такт шагам.