Айн (http://marsexxx.com, marsexxx@ya.ru) - Источник

Фигура ночного сторожа уже уменьшилась до пятнадцати дюймов. «Когда она уменьшится до десяти дюймов, я начинаю», — подумала Доминик. Она стояла возле машины, и ей хотелось, чтобы сторож шел быстрей.

Строение черной массой впивалось в небо. Над плоским пустырем небо нависало необычно низко. Ближайшие дома были удалены на расстояние многих лет — неровные маленькие зубцы далеко у горизонта похожие на зубья ломаной пилы.

Она ощутила крупную гальку под подошвами; это было неприятно, но она не могла двинуть ногой, боясь шуметь. Она была не одна. Она знала, что он где-то в здании, их разделяла только дорога. Из здания не доносилось ни звука, не было видно ни огонька, только белые кресты на черных окнах. Ему не нужен был свет: он знал каждую комнату, каждый лестничный пролет.

Фигура сторожа еще уменьшилась. Доминик распахнула дверцу машины, швырнула внутрь шляпу и сумочку и захлопнула дверцу. Она услышала нарастающий гул, когда, уже перебравшись через дорогу, бежала по пустырю прочь от здания.

Она чувствовала, как шелковое платье льнет к ногам, и это служило ощутимым признаком бега, надо было пробиться через это, чтобы как можно быстрее разорвать сковывавшие ее барьеры. Она бежала по каким-то колдобинам, поросшим грубой щетиной. Один раз она упала, но поняла это, лишь когда была уже вновь на ногах.

В темноте она различила траншею и упала на колени, а потом легла на живот, лицом вниз, уткнувшись в землю.

Она почувствовала удар и конвульсию: ее ноги, руки, грудь льнули к земле, она как будто лежала в постели Рорка.

Звук взрыва показался ей ударом кулака по затылку. Она почувствовала, как земля навалилась на нее, подбросила и поставила на ноги у края траншеи. Верхняя часть здания соскользнула с места и повисла, пока разорванная полоса неба постепенно не заполнила ее, будто разрезав пополам. Затем эта полоса окрасилась в сине-зеленый цвет. И вот уже верхней части не стало, видны были только оконные рамы и балки, летящие в воздухе; здание расползалось по небу, длинный, тонкий, красный язык выстрелил из его центра: еще удар кулаком, и еще один, ослепительная вспышка, и стекла небоскреба сверкающим ливнем забарабанили по реке.

Она не помнила, что он приказал ей лежать, не двигаясь, не ощущала, что стоит, а вокруг надает дождь из стекол и искореженного железа. Во вспышках взрывов, когда стены начали разваливаться и здание раскрылось, как солнце, появляющееся из-за облачной завесы, она подумала о нем — о строителе, который вынужден разрушать, о человеке, который знал каждую уязвимую точку этой структуры, который высчитал напряжения конструкций; она подумала о том, кто выбирал эти ключевые точки, закладывал туда взрывчатку, о враче, обернувшемся убийцей, умело и быстро расправившимся с сердцем, легкими и мозгом. Он был там, он все понимал, и это понимание причиняло ему большую боль, чем та, которую он причинял зданию. Но он был там и приветствовал это.

На мгновение она увидела город, залитый светом, разглядела оконные проемы и карнизы за мили отсюда, подумала о темных комнатах и потолках, которые лизал огонь, об остриях башен, осветившихся на фоне неба, — о ее и его городе.

— Рорк! — закричала она, — Рорк! Рорк! — Она не понимала, что кричит. В грохоте взрыва она не слышала своего голоса.

Потом она побежала наискосок через пустырь, к дымящимся руинам, несясь по битому стеклу, каждым шагом тяжело упираясь

в землю и радуясь боли. И боли уже не оставалось. Над пустырем стояла туча пыли. Откуда-то издалека слышался вой сирен.

Машину еще можно было узнать, хотя задние колеса расплющились под тяжестью обломка отопительной системы, а на капоте лежала дверца лифта. Она заползла на сиденье, ведь она должна была выглядеть так, будто не уходила отсюда. Она хватала осколки стекла с пола и посыпала им колени, волосы. Она подняла острый осколок и резанула им шею, ноги, руки. То, что она чувствовала, нельзя было назвать болью. Она видела, как из руки брызнула кровь, струйки ее стекали ей на колени, пропитывая черное шелковое платье, сбегая между ног. Голова ее откинулась назад, рот открылся. Она тяжело дышала. Но не хотела остановиться. Она была свободна. Она была неуязвима. Она не знала, что перерезала себе артерию. Она чувствовала себя такой легкой. Она смеялась над законом всемирного тяготения.

Когда ее нашли полицейские из первой машины, прибывшей на место происшествия, она была без сознания, жизни в ее теле оставалось на несколько минут.