Айн (http://marsexxx.com, marsexxx@ya.ru) - Источник

— Говорит Питер Китинг. Я хотел бы договориться о встрече с мистером Рорком.

«Господи, — думал он, пока ждал ответа. — Сделай так, чтобы он не встретился со мной. Пусть он откажет. Господи, пусть он откажется от встречи, тогда у меня будет право ненавидеть его до конца жизни. Не позволяй ему встречаться со мной».

— Завтра в четыре вам удобно, мистер Китинг? — произнес спокойный, приятный голос секретаря. — Мистер Рорк будет ждать вас.

VIII

Рорк понимал, что не должен показывать, как он шокирован видом Китинга, — но было уже поздно. Он увидел слабую улыбку Китинга, ужасную в покорном признании внутреннего распада.

— Ты моложе меня всего на два года, Говард? — спросил Китинг, глядя в лицо человеку, которого не видел шесть лет.

— Я не уверен, Питер, возможно. Мне тридцать семь.

— А мне тридцать девять — всего.

Китинг неверными шагами двинулся к стулу перед столом Рорка. Его ослепили отблески стеклянных стен кабинета. Он смотрел на небо и на город. Он не ощущал высоты — здания, казалось, лежали у него под ногами. Это был как будто не настоящий город, а миниатюрные модели знаменитых построек, странно близких и маленьких; ему казалось, что он может, нагнувшись, взять в руку любую из них. Он видел темные черточки — машины, они, казалось, ползли, так много времени им требовалось, чтобы проехать квартал длиной с его палец. Он видел, как стены города поглощают и отражают свет, видел ряды вертикальных плоскостей с темными точками окон, каждая плоскость светилась розовым, золотистым, фиолетовым, видел голубые зигзагообразные полоски, мечущиеся между плоскостями, придающие им форму и создающие перспективу. От зданий к небу струился свет и превращал прозрачную летнюю голубизну в белое покрывало над живым огнем. Господи, подумал Китинг, кто сотворил все это? И вспомнил, что был одним из них.

Он увидел отраженную в стеклах фигуру Рорка, а затем и самого Рорка, который сидел за столом и смотрел прямо на него.

Китинг подумал о людях, затерявшихся в пустынях, о людях, погибших в океане, которые перед лицом безмолвной вечности дол-

жны были говорить только правду. И он должен тоже говорить правду, потому что перед ним простирался величайший на земле город.

— Говард, ты позволил мне прийти… Это что, соответствует тому ужасному принципу — подставь другую щеку?

Он не слышал своего голоса и не знал, что в нем звучат нотки достоинства.

Рорк некоторое время смотрел на него, не отвечая; перемена в Китинге была значительно большей, чем в его внешности.

— Не знаю, Питер. Нет, если ты имеешь в виду всепрощение. Если бы мне нанесли обиду, я бы никогда не простил. Тем более если бы это касалось моей работы. Я думаю, никто не вправе причинять боль другому, но и помочь сколько-нибудь существенно тоже не может. Мне нечего тебе прощать.

— Жаль, тогда это было бы не так жестоко.

— Возможно.

— Ты не изменился, Говард.

— Думаю, что нет.

— Если это наказание, я хочу, чтобы ты знал, что я принимаю его и понимаю. Раньше я подумал бы, что легко отделался.

— Ты очень изменился, Питер.

— Да.

— Мне жаль, если это для тебя наказание.

— Я знаю. Я верю тебе. Но ничего. Оно последнее. Это случилось, вообще-то, позапрошлой ночью.

— Когда ты решился прийти?

— Да.

— Значит, нечего бояться. Что случилось?

Китинг сидел, выпрямившись, он был спокоен и чувствовал себя совсем иначе, чем три дня назад, сидя напротив человека в домашнем халате, теперь от него исходило даже какое-то уверенное спокойствие. Он заговорил — медленно, без сожаления.

— Говард, я — паразит. Всю жизнь был паразитом. Ты сделал мои лучшие работы в Стентоне. Ты создал самое первое здание, которое я построил. Ты спроектировал здание «Космо-Злотник». Я жил за твой счет и за счет таких людей, как ты, которые творили до твоего рождения. За счет тех, кто построил Парфенон, готические соборы, первые небоскребы. Без них я бы не знал, как положить один камень на другой. За всю жизнь я не внес ничего нового в то, что сделано до меня, даже дверной ручки. Я брал чужое, ничего

не давая взамен. Мне нечего было дать. Это не поза, Говард,я знаю, о чем говорю. Я пришел просить тебя снова спасти меня. Если хочешь вышвырнуть меня вон — давай.

Рорк медленно покачал головой и знаком попросил Китинга продолжать.

— Ты знаешь, что как архитектор я конченый человек. Не совсем, но очень близко к этому. Другие могли бы еще долго болтаться в таком положении, но я не могу из-за того, кем я был. Или обольщался, что был. Люди не прощают провала. Я должен жить в том образе, который сложился. Я могу жить только так, как жил. Мне нужна слава, которой я не заслуживаю, чтобы сохранить имя, право носить которое я не заработал. Мне дают последний шанс. Я знаю, что последний. И знаю, что ничего не могу сделать. Я даже не попытался сделать эскиз и не прошу тебя исправить мою стряпню. Я прошу тебя сделать этот проект и разрешить мне поставить на нем свое имя.