Пенелопа Фицджеральд: Книжная лавка

– Так вы о повышении культуры населения заботитесь? – В голосе управляющего послышалось и сожаление, и невольное уважение.

– Забота о повышении культуры – это для любителей. И я, разумеется, не смогу содержать магазин себе в убыток. Между прочим, Шекспир был профессиональным торговцем!

Подобные разговоры всегда вызывали у Флоренс слишком сильное волнение, зато она, по крайней мере, была способна испытывать к определенным вещам и любовь, и глубокий интерес. Почувствовав, что она нервничает, мистер Кибл миролюбиво посетовал, что чтение книг отнимает слишком много времени, а как раз времени-то ему постоянно и не хватает.

– Хотелось бы мне побольше свободного времени иметь. У людей, знаете ли, несколько превратное представление о работе банков. Считают, видимо, что банки вообще никогда не закрываются. Честно говоря, у меня крайне редко бывает возможность вечером просто отдохнуть. Только не поймите меня неправильно – я считаю поистине бесценным, когда на прикроватном столике лежит хорошая книга. А уж когда я в скором времени выйду на пенсию, то буду непременно прочитывать хотя бы несколько страниц, пока меня сон не сморит.

И Флоренс невольно подумала, что при такой скорости одной хорошей книги ему хватит более чем на год. А поскольку средняя цена книги – двенадцать шиллингов и шесть пенсов, то… Она вздохнула.

Мистера Кибла она знала не очень хорошо. Мало кто в Хардборо достаточно хорошо его знал. И хотя пресса и радио постоянно твердили, что в Британии наступили годы процветания, большинство жителей Хардборо по-прежнему испытывали нужду и в принципе избегали каких-либо контактов с банковским работником. Вылов сельди сократился, военно-морской флот больше не рекрутировал новобранцев, и вокруг было полно пенсионеров, живущих на грошовую пенсию. И уж эти-то люди точно не улыбались в ответ на улыбку мистера Кибла и не отвечали на его приветственный жест, когда он, поспешно опустив окно своего автомобиля «Остин-Кембридж», махал им, проезжая мимо. Возможно, именно поэтому он и беседу с Флоренс так затянул, хотя вряд ли эта беседа носила достаточно деловой характер. Как раз наоборот. Мало того, с точки зрения мистера Кибла, они достигли неприемлемо личного уровня общения.

Флоренс Грин, как и мистера Кибла, жители Хардборо, скорее всего, относили к категории одиночек, что, впрочем, отнюдь не делало их фигурами исключительными: многие вокруг были одиноки. Владелец зоомагазина, набивщик чучел, резчик тростника, почтальон и житель болот мистер Рэвен – все они вечно уезжали куда-то на велосипедах, склоняясь под напором встречного ветра и вызывая всеобщее любопытство своими отъездами и приездами; в очередной раз появляясь на горизонте, они также давали людям возможность отсчитывать время. Впрочем, некоторые из этих одиночек даже и дом-то свой практически не покидали. Например, мистер Брандиш, потомок одного из древнейших семейств Саффолка. Он жил в своем старом доме абсолютно замкнуто, точно барсук в норе. А если в летнее время и выходил наружу, одетый в твид темно-зеленого или серого оттенка, то более всего напоминал куст утесника, странным образом движущийся на фоне густых зарослей этого растения, или земляную глыбу, возникшую среди наносных илистых отложений. А к осени мистер Брандиш и вовсе исчезал, словно уходя под землю. А его неприветливость, даже, пожалуй, грубоватость, вызывала у здешних жителей лишь легкое раздражение – примерно такое раздражение вызывает погода, которая еще утром была просто великолепной и обещала чудесный денек, но уже через пару часов стала пасмурной и дождливой.

Сам городок был как бы островом между морем и рекой, вечно что-то бормочущей и каждый раз словно съеживавшейся в преддверии холодов. Примерно раз в полвека Хардборо утрачивал – то ли по собственной беспечности, то ли по равнодушию – очередное средство связи с окружающим миром. К 1850 году перестала быть судоходной река Лейз, а причалы с паромами просто тихо сгнили. В 1910 году окончательно развалился и упал в реку разводной мост, и с тех пор весь транспорт был вынужден делать крюк до Сэксфорда, ибо перебраться на другой берег можно было только там. В 1920 году закрылась старая железная дорога. Нынешние сыновья и дочери Хардборо, живущие как на побережье, так и на болотах, в большинстве своем вообще никогда на поезде не ездили и теперь поглядывали на заброшенную станцию LNER[1] London and North-Eastern Railway – Лондонская и Северо-Восточная железная дорога. – Здесь и далее примеч. пер. с суеверным почтением. Постоянно дующий ветер по-прежнему раскачивал еще сохранившиеся там ржавые полоски жести – рекламу жареного картофеля, какао и витаминов Iron Jelloids .