Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

Дверь раскрылась, и огромная тень мужчины вместе с луной ворвалась на сеновал. Он сразу увидел женщину и набросился на нее.

- Нет, нет! - Она старалась приглушить свой голос. - Я буду кричать! Я разбужу маму!

- Кричи!

Они боролись. Вдруг борьба утихла. И послышался прерывистый шепот мужчины:

- Пусти, Джейн! Я хочу... Пусти, Джейн! Никто не узнает. Я пошлю тебя учиться, как ты хотела. Пожалей своего отца. Джейн... Джейн...

Казалось, девушка перестала шевелиться, и снова послышались всхлипывания. Берн вскочил и бросился к ним. Фермер метнулся к двери и соскочил по лестнице вниз.

Берн и Маркэнд стояли над девушкой, и в раскрытую дверь струилось на нее сияние ночи. Лицо ее было в крови, платье порвано, но она лежала и спокойно смотрела на них.

- Бегите скорей отсюда, - сказала она, - он сейчас вернется с ружьем.

- А как же вы? - спросил Маркэнд.

- Обо мне вы не думайте.

- Вставайте, - сказал Берн.

- Бегите скорее отсюда. Он сейчас вернется с ружьем.

- Вот и вставайте.

- Обо мне вы не думайте.

- Вы пойдете с нами, - сказал Берн.

Она лежала не двигаясь и смотрела на него. Ее лицо было серебристо-серым в бледном свете, на щеке темнело пятно, и волосы клубились черным дымом. Ее шея и грудь были серебристо-серы; только глаза жили. Она лежала молча.

- Не бойтесь нас, - сказал Берн. - Вы в беде, а мы не причиним вам вреда.

- Не стоит, - сказала она. - Вы лучше бегите скорее.

Внизу послышались шаги, взад-вперед, неторопливые шаги сумасшедшего, лишенные целенаправленности. Берн нагнулся и взял ее за плечи.

- Не спорьте с нами, пожалуйста, - сказал он.

Они услышали треск огня.

- Он поджег амбар, - сказала девушка без волнения в голосе.

Берн подхватил ее безжизненно поникшее тело на руки.

- Идите вы первый, - спокойно сказал он Маркэнду. Внизу вспыхивали языки пламени, солома шуршала. Когда они спустились по лестнице, амбар вдруг встал из ночи, охваченный пламенем. Раздался выстрел, кто-то дико закричал. Вдвоем поддерживая девушку, они нырнули в тень сарая и побежали полем вдоль дороги.

Никто не гнался за ними, они были в безопасности. Ручей, в котором путники купались несколько часов тому назад, по-прежнему журчал в молчаливом обрамлении ив.

- Все целы? - засмеялся Берн. - Сколько пути до ближнего города? Вам нужно поспать в постели.

- Мне ничего, - сказала девушка. - Я спать не могу. Я хочу идти.

Они вернулись на дорогу и пошли.

- Вы еще не устали? - каждый час спрашивал Берн.

- Я хочу идти.

Наконец они увидели густую сосновую рощицу на невысоком холме у дороги.

- Свернем, - сказал ласково Берн, - всем нам нужно отдохнуть.

Вершина холма была плоская, и земля гладкая, как шелк. Рассвет брезжил между стволами деревьев. Они стояли втроем в кругу вздыхавших ветвей. Мужчины подостлали свои пальто девушке; мужчины легли рядом с ней.

Был вечер. Они проснулись все трое сразу, когда солнце с запада проникло под ветви деревьев, где они спали. Они дошли до ближайшей деревни, купили съестного и для девушки кое-что из вещей и оттуда спустились к речонке, в полумиле от дороги. Их голод утих. Костер догорал, и небо на востоке посветлело в предвестии луны.

Девушка заговорила:

- Скажите же мне, кто вы такие? Меня зовут Джейн Прист.

Ее слова, как радостное и гордое согласие женщины, сняли покрывало сдержанности с обоих мужчин. Теперь Маркэнд смотрел на нее и видел ее. Она была высока ростом; ее худощавое тело с угловатой и хрупкой грацией вытянулось на земле. Светлые глаза придавали гармоничность крупным чертам ее лица. Голос у нее был хриплый. Это была девушка печальная, зрелая и иссушенная не по годам: ей было не больше двадцати.

- Мы не хобо, - ответил Джон Берн.

- Я так и думала.

- Мы с Севера. Приехали сюда за делом. Вот это - Маркэнд. Его дело в том, чтоб все понять... я хочу сказать - о жизни и о себе. Для этого он отказался от выгодной работы, хотите - верьте, хотите - нет. Мое дело в том, чтобы помочь жителям Юга встать на ноги - после того, как я познакомлюсь с характером края... и, говоря жители, я думаю и о белых, и о черных.

- Я три года работала на фабрике. Пожалуй, я понимаю, что вы хотите сказать.

- Расскажите вы теперь, - попросил Маркэнд.

- Особенно и рассказывать нечего. Я родилась... там, где вы меня встретили. Мать всегда была хворая, а отцу во всем не везло. Три года назад он вдруг стал какой-то чудной... вы знаете, о чем я... Это ведь, скажу я вам, не такая уж редкость по нашим местам, потому что у нас женщины, как только начнут стареть, так все болеют, а на мужа и смотреть не хотят. И вот одна выдалась такая ночь, что я до утра с колен не вставала - молилась. И бог словно велел мне спасаться. Вот я и убежала из дому. Отправилась я в Бэйтсвилл, близ границы штата Теннесси. Там у меня знакомая девушка на фабрике работала. Мне хотелось стать учительницей. Поступлю, думаю, на фабрику работать, а сама заниматься начну. Что ж, попробовала. Но когда десять часов простоишь у машины, потом ничего в голову не лезет. Прошлый год я заболела, поехала домой. Сначала все обошлось, потом отец опять взялся за свое, и я уехала. Я хотела подготовиться на учительницу. Я молилась об этом. Мне все думалось: неужто господь велел бы мне уйти из дому, если б не хотел помочь? Но пришлось возвращаться на фабрику, больше делать было нечего. Проработала я еще год, и все без толку. Очень уж уставала, в голову ничего не шло потом. Девушка помолчала, пока не овладела снова своим голосом. - У нас для девушки только две дороги и есть: или на улицу - тогда денег заработаешь больше и спина не так будет болеть, или замуж, а это - работа не легче, чем на фабрике. Мне хотелось стать учительницей. Но голова не варит, когда очень устанешь. Я так извелась, что даже дома мне уж не так плохо показалось. Не знаю, другим девушкам с фабрики как будто не было так тяжело, как мне. Может быть, потому, что они не думали о том, чтоб стать учительницами, Должно быть, я уж слишком все принимала всерьез. Другие девушки водились с парнями. Я - нет. Мне казалось, я всех их насквозь вижу. Как только любой из них скажет: "Не поесть ли нам мороженого?" - так уж знаешь наперед, что ему нужно. Настали лучшие времена, на фабриках работа кипела - хлопок уродился. Тут я стала думать: может быть, дома пойдет теперь по-другому. Может быть, исправится. Просто мне какая-нибудь нужна была надежда - в Бэйтсвилле надеяться было не на что. Отец не злой человек, только уж очень бешеный. И многие старики у нас тут такие. И даже винить их нельзя, раз у них с женами так выходит. Может быть, думаю, он меня посовестится трогать - ведь я теперь совсем взрослая. Может быть, если показать ему, что я понимаю, не просто ненавижу его... может быть, он возьмет немного денег из банка и даст мне подготовиться на учительницу. Она снова помолчала, и взгляд ее стал жестче. - Как будто в ответ на мои молитвы бог, который велел мне уйти из дому, теперь приказал вернуться домой... Вы-то, - она посмотрела на Берна, - вы ведь не верите в бога?