Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

Маркэнд стал думать о двух с половиной месяцах, проведенных им в Мельвилле. Два месяца! Когда в то утро Кристина привела его, онемевшего от утомления и бесприютности, в комнату, чем утолила она его голод? - Но я достаточно разумно жил в Мельвилле. Я работал, я учился, я помогал. Разумно и то, что я еду сейчас этим поездом. Двеллинг надеется на меня; я должен писать о съезде для "Звезды"; Смейл относится ко мне с уважением; старый Курт Свои - с доверием. Я не фермер, но они близки мне... мне близка их земля. И я не тратил попусту время. "Звезда", старина Тим, _действительно стала лучше_. Тим рассказывал в тот вечер об одинокой религиозной даме... но я не дама, не одинок и не религиозен. О Тим, ты знаешь кое-что, о чем не хочешь говорить другим... - Маркэнду вспомнилось прочитанное им за зиму в Мельвилле. Ему мало было изучить механику "Звезды", вертеться среди фермеров (в особенности когда он узнал, что поедет на съезд), беседовать с ними, стараясь больше слушать, чем говорить ("Это самый лучший способ их убедить, миссис: Двеллинг. Вы только слушайте и дайте им говорить, и они сами себя уговорят вступить в Лигу"). В доме Двеллингов он нашел небольшую библиотечку социальной литературы... книги по большей части были довольно бесцветные, но на него они подействовали сильно. Он прочел очерки Хоу о датских фермерах, "Нищета и прогресс" Генри Джорджа, "Взгляд назад" Беллами, "Наш благодетельный феодализм" В.Дж.Гента. Его злоба нашла себе пищу в Майоровой "Истории крупных состояний в Америке", в стеффонсовском "Позоре городов". Там были также книги о социализме Снарго и Уоллинга; но теория марксизма оставалась за пределами его понимания. Были там еще комплекты журнала, называемого "Воззвание к Разуму", - социалистического издания, выходившего "тут же в Канзасе" и имевшего полмиллиона читателей. Сердце Прудона и Руссо, слабо отраженное в этих протестантских рефлекторах, впервые забилось для Маркэнда. В одном номере оказалась перепечатанной большая часть "Манифеста Коммунистической партии". Там была еще книга некоего Симковича, озаглавленная "Марксизм против социализма", которую Маркэнд прилежно изучал. Наконец, на запыленной полке он отыскал книгу Моргана "Древнее общество", и она затмила все остальное. Здесь, в самой Америке... в Неру... существовала высокая цивилизация. Морган вернул его мысли к Канзасу. - Что-то есть в этой Лиге фермеров! Что-то, для чего я готов работать. - Прекрасный был вечер в жизни Маркэнда, когда в первый раз он почувствовал, что сидит в Мельвилле не только из-за личного своего отчаяния и личного расположения к Двеллингу. Он поднял голову от своей книги и поглядел на Эстер и Фила, погруженных в какие-то сводки.

- Не смейтесь надо мной, - сказал он, - мне кое-что открылось сейчас. Вы делаете здесь, в Канзасе, большое дело - дело общегосударственного значения. Я помогал вам до сих пор потому, что... одним словом, из побуждений личного характера. Теперь я с вами потому, что хочу этого.

Теория движения была довольно основательной: она сводилась к требованию экономической автономии для фермеров, которые, вне всякого сомнения, являются солью земли. Маркэнд участил свои посещения ферм, пользуясь для этой цели "фордом" Двеллингов. Не слишком податливым материалом были лишенные воображения фермеры и их жены, которых цифры интересовали гораздо больше, чем слова. Но Маркэнду нравилось это. Они были как дети; ведь и детям хочется многого... конфет, печенья. По-видимому, их организм требует сахара, а организм фермера требует долларов. Природа этих людей (...Может ли быть, - думал он, - чтоб крестьяне Италии и Германии трудились больше?..) была мягка и плодоносив. И вот теперь, изучив теорию и людей, он едет в Сен-Поль, чтобы познакомиться с применением этой теории на практике. Маркэнд вглядывается в ночь. Тишина.

Он смотрит на трех своих спутников, уснувших на диванах купе. Рядом с ним Двеллинг; он похож на стареющего пузатенького херувима; у него хватает ума предоставить жене руководить им. Напротив сидит Смейл; он не слишком приятен на вид: нос и крохотные глазки борова... из-под настоящего человеческого лба; круглый рот готов проглотить луковицу. Курт Свон спит с разжатыми кулаками и сомкнутыми челюстями. В нем воплотилась земля, труд и воля земли. - Конечно, там будут такие, как Фил и Смейл... как я, но это съезд Свена. Все мы слуги Свена.

Маркэнд прислоняется головой к стеклу и видит отражение своих пытливо вглядывающихся глаз...

Они миновали полосу метели и достигли Сен-Поля, когда звезды застыли в ледяной синеве рассвета. Они прошли через мост над подъездными путями, откуда Поднимался черный грохот и белый пар, и у самого полотна увидали отель, закопченный дымом и ревом паровозов. В их номере с низкого грязного потолка свисала люстра с обнаженными газовыми рожками; вдоль стен стояли четыре койки. Свен и Смейл легли, не сняв шерстяного белья; Двеллинг натянул ночную рубаху поверх сорочки с длинными рукавами; только Маркэнд перед сном почистил зубы, надел пижаму и завернул газ. Он проснулся в одиннадцать часов, но в комнате все еще было темно: облака пара и копоти застилали окно. Он раскрыл его, высунул голову и увидел небо цвета лаванды; с южной стороны отеля, должно быть, светило солнце. Первое заседание съезда назначено было на два часа дня. Маркэнд оделся, побрился, плотно позавтракал и отправился в город.