Макс Фриш - Штиллер

Как безудержно говорит этот молодой человек и как, несмотря ни на что, его болтовня пленяет молодую женщину! Края облаков серебрятся, плавятся на солнце в металлическом отсвете, подобно островкам стоят перелески, двое бредут по болотистой местности, она хочет перескочить через овражек, но ее туфля застревает в трясине, она балансирует на одной ноге, молодой человек вынужден поддержать ее. Они целуются в первый раз. За перелеском сохранилась прохлада, там в тени, среди красноватых ив еще виднеются озерца снега. Молодая пара выходит на опушку, они стоят, держась за руки. Снова перед ними, как сверкающий серп, лежит озеро, а над Альпами - бесшумный прибой, пена светящихся облаков. Они заходят в деревенскую харчевню. Девочка с косичками им прислуживает. За низкими окнами столько молодых побегов, и почек, и солнца; косые лучи падают в тишину бревенчатого зальца, блестят на тарелках; теперь они чувствуют, как много прошли, и заслуженно наслаждаются едой - хлебом и салом, деревенским хлебом, что разламывается на аппетитные влажные куски. На оконном стекле жужжат мухи. Счастье, щемящее, как печаль, уносит этот час неправдоподобной яви, нежданной близости, подкараулившей их, подобно року, в этой будничной деревенской харчевне. Что получится из их встречи, еще рано спрашивать, сейчас они лишь до конца понимают, сколь многое сулит жизнь!..

Это здешняя весна, а летом куры клохчут здесь под деревянными столами, наливаются и зреют виноградные гроздья, небо становится белесым, озеро похожим на тусклый свинец, на опушке леса роятся пчелы, на высоких лугах, над недвижными травами, в мерцающей синеве мелькают мотыльки, и вот (я едва успел допить свой стаканчик) уже снова осень, и снова все то же: корзины, наполненные плодами, сырость, туман, и вдруг выдается такой денек, как сейчас, как сегодня, - золото разлито в воздухе, и время невидимкой проходит по холмам, с деревьев плюхаются яблоки. В лесу стоит запах грибов, а здесь пахнет молодым вином. Жужжат осы, взбудораженные сладким ароматом брожения, улетают, возвращаются, и в быстро созревающих плодах нам достается еще немножко летнего солнца - сладость ушедших дней, - сидишь в саду, чувствуешь всей кожей тенистую прохладу, и сады отступают вдаль, как мимолетное чудо, они пустые, но безмятежные, синий простор заполняет голые кроны, и снова горит увядание на кирпичных стенах домов, карабкаются вверх и сгорают последние листья в огромном костре, поглощающем все, что бренно. Годы проходят, много чего случается, но кто это видит?! Едины пространства бытия, но ничто не возвращается нам, хотя и повторяется снова, жизнь проходит над нами, как мгновенье, и однажды вдруг перестаешь замечать новую осень, все былое притаилось в тишине, висящей над осенними склонами, а на лозе собственной твоей жизни висят уже последние гроздья. Пройди мимо! В такие дни вновь манит тебя озеро: плывешь, чувствуя тепло своей крови, свою кожу, плывешь, как по стеклу, над тенистой прохладой дна, а о берег разбиваются блестящие волны, парус белеет на фоне серебристых облаков - мотылек с распростертыми крылышками, - а солнце мягко мерцает над затерянными в нежной дымке берегами. На мгновение кажется, что время остановилось в блаженной истоме. Божество созерцает себя, и весь мир затаил дыханье, прежде чем рассыпаться пеплом сумерек...

Мой прокурор говорит:

- Прямо под нами находится Херрлиберг, вы, наверно, знаете, а вон там вдалеке - Тальвиль.

Юная крестьяночка убирает тарелки, спрашивает, понравился ли нам обед, приносит коробку сигар и удаляется. Мы опять одни. Конечно, я давно уже чувствую, что у моего прокурора и друга какой-то камень на сердце. Неужели я мешал ему высказаться? Теперь, когда мы закурили свои сигары, этот миг, как видно, настал. Стаканы пусты, черный кофе еще не подан, осы улетели, где-то на деревенской церкви пробило час дня.

- Я рад,- говорит он, - искренне рад, что мы наконец узнали друг друга. Но я не об этом хочу говорить! К двум часам мы должны быть в городе, нам предстоит осмотр места преступления - не пугайтесь, осмотр вашей мастерской. Я понимаю, - тут же добавляет он,- что теперь вы видите во мне сыщика, предателя, лицемера, который говорит дружеские слова, а сам прячет за спиной смирительную рубашку, отлично понимаю, как вас страшит эта запыленная мастерская там, внизу, да и вообще, возможно, понимаю вас лучше, чем вы думаете, милый Штиллер!

Мой вопрос, какую цель преследует такой "осмотр места преступления", остается без ответа.