Михайло Пантич - Старомодная манера ухаживать [Авторский сборник]

Июль приносит тяжелые, бредовые сюжеты. Пауки, лихорадка и свинец. Лидия только мягко улыбнулась.

— Да, — сказала она в какой-то момент. — Мы так решили.

И это все, что мы услышали от нее в тот вечер. Я не понял, это Стеван так решил, или они вместе так решили, или это Лидия поддерживает его в его решении. Я этого не спросил, мне казалось лишним требовать объяснений о вещах, которые приводят меня в недоумение, передо мной встала дилемма, как воспринимать все это — случается же, только и мог подумать я.

Мы расстались немного возбужденные, где-то после одиннадцати. Дунай, мутно поблескивая, тек так, как будто его ничего не касается. Ивона поцеловала брата, я обнял Лидию.

— Все будет в порядке, — сказал я Стевану. — В любом случае, держите нас в курсе.

— Обязательно, не беспокойтесь.

В квартире нас ждал ад; бетон в Новом Белграде начинает отдавать жар только спустя два-три часа после полуночи.

Я включил телевизор и убрал звук, переключал каналы, чтобы немного прочистить мозги. Певцы не перестали петь, актеры не перестали играть, порно-актёры не перестали совокупляться, военные не перестали стрелять, демонстранты не перестали устраивать шествия…

— Вот дела, да? — сказал я Ивоне. — Надо же, что может поджидать человека в жизни или просто застать его врасплох.

— Я не могу об этом говорить, — сказала она. — Я устала, пойду укладываться. Этот кретин решил заработать все деньги мира, постоянно повторяет, что ему не с кем их зарабатывать, и штрафует за любое опоздание.

— Я еще немного посижу, у меня пропал сон.

— О’кей, спокойной ночи, Милица, — она наклонилась, поцеловала меня и ушла в другую комнату. И оставила дверь приоткрытой, чтобы поступал воздух.

Несколько мгновений спустя я услышал, как она похрапывает. Это был изысканный, сдержанный женский храп, храп единственной женщины, которую я по-настоящему любил и которая любила меня, кто знает за что, она никогда не спрашивала, хочу ли я стать отцом.

Лягушка во мне сообщила, что завтра может стать немного прохладнее. Я открыл окно, где-то вдалеке сверкали зарницы. Пахло дождем.

Перевод

Евгении Шатько

Один их тех дней, пустых, новобелградских, когда человек чувствует себя как полиэтиленовый пакет, причем рваный. Я смотрю на стену напротив. Ничего. Я гнил на дне канала, медленно, с периодом полураспада в сто лет, как и любой другой чертов полимер, придуманный в алхимических лабораториях Елены Чаушеску, уставший, заплесневелый, разведенный, отринувший сам себя, и мне было не до разговоров. И вот — телефон. Он (или она) был (была) упорным (упорной) (ненужное зачеркнуть). Я считал до одиннадцати, как в уличном баскетболе, и думал, эй, когда же этот (или эта) отступится, ну, нет меня. Я сосчитал еще до пяти с половиной и все-таки снял трубку:

— Да?

— Михайло, это ты?

— Я, а кто это?

— Ну, ты, чувак, вообще, ты куда пропал? Это Велибор.

— А, это ты… Что новенького? — сказал я просто для поддержания разговора, пытаясь вспомнить хоть какого-нибудь Велибора. Я знаком с десятью тысячами людей в этом мире, но в ту минуту в памяти не всплывал ни один, который откликался бы на это имя. Он же по моему голосу понял, что я не знаю, с кем разговариваю.

— Слушай, Микоян, ты вообще знаешь, с кем говоришь?

— Ну, не очень, — признался я, чтобы избавить нас обоих от неловкости. — Может быть, вы ошиблись номером.

Хотя… давно уже никто не называл меня этим прозвищем.

— Это Велибор, твой одноклассник по гимназии. Велибор Джугум, по прозвищу Джуле.

Велибор Джугум, целая вечность. Последний раз мы виделись одиннадцать лет назад (это явно мое число, и на баскетбольной форме, и вообще), на праздновании двадцатипятилетия выпуска, и тогда, из-за сутолоки и эйфории от встречи старой компании, мы толком не поговорили.

— Ну нет бы так сразу и сказать, это Джуле, тебя же никто никогда не называл по имени.

— Никто, кроме папаши, и то, когда он на меня злился. А он редко злился, добрейший был человек.

— Жив еще?

— Нет, умер два года назад, я приехал мать повидать. Живет одна, ну, я и подумал, а кто еще из команды тут остался. Набрал несколько номеров, везде новые жильцы. Дошла и твоя очередь, решил звонить до упора, прямо вот интересно было, кто ответит.

— Был занят делом, в котором я незаменим.

— Ха, ты совсем не изменился, ты так у училки по логике отпрашивался в тубзик. Можно выйти из класса? Мне надо сделать одно дело, в котором я незаменим.