- Все уже тут, гляжу, - и Майкл, и Джозеф, и Джой, и ты тоже, Лиф! С наступающим вас! Эти дровишки должны славно гореть, Рейб, я с ними порядком намучился. - Уильям с грохотом сбросил возле камина охапку дров и посмотрел на них с невольным уважением, как бы отдавая дань упорному противнику. Входи, дед Джеймс.
Старый Джеймс (дед с материнской стороны) просто пришел в гости. Он был по профессии каменотес и жил один в небольшом домике; поговаривали, что он страшный скаред, а некоторые добавляли, что и неряха, каких не сыскать. Выступив из-за спины деда Уильяма, он прошел к камину, пламя которого ярко осветило его сутулую фигуру. На нем была обычная одежда каменотеса длинный, почти до полу, фартук, плисовые штаны и башмаки с гетрами какого-то белесовато-рыжего цвета, выцветшие от постоянного трения об известняк и камень. Кроме того, на нем была жесткая бумазейная куртка, рукава которой топорщились на сгибах складками, напоминавшими складки кузнечных мехов; выступы складок и другие выпяченные места куртки отличались по цвету от впадин, где скопились отложения каменной и известковой пыли. Огромные боковые карманы, прикрытые широкими клапанами, оттопыривались, даже когда в них ничего не было. Поскольку дед Джеймс часто работал далеко от дома и ему приходилось завтракать и обедать, пристроившись где-нибудь у печки в чужой кухне, или в саду у забора, или присев на куче камня, а то и просто на ходу, он всегда таскал с собой в карманах маленькую жестяную коробочку с маслом, коробочку с сахаром, коробочку с чаем и завернутые в бумажку соль и перец; основную же еду - хлеб, сыр и мясо - он носил в корзинке за спиной, вместе с молотками и стамесками. Если, вытаскивая из кармана одну из своих коробочек, он встречал любопытствующий взгляд случайного прохожего, дед Джеймс говорил со смущенной улыбкой: "Моя кладовка".
- Надо, пожалуй, перед уходом еще разок повторить семьдесят восьмой, сказал Уильям, кивнув в сторону лежавшей на столике кипы старых сборников рождественских псалмов.
- Что ж, давайте, - отозвались музыканты.
- С семьдесят восьмым придется поканителиться - это уж непременно. С ним всегда бывало много мороки, еще когда я был мальчишкой-певчим.
- Стоит того - хороший псалом, - сказал Майкл.
- Так-то оно так, но все-таки он меня иной раз до того, бывало, доведет, что, кажется, схватил бы и разодрал в клочья. Но псалом хороший, ничего не скажешь.
- Первая строчка еще туда-сюда, - заметил мистер Спинкс, - а как дойдешь до "О человек", тут-то и начинается.
- А вот мы сейчас за него возьмемся и поглядим, что получится. За полчаса мы его одолеем, он у нас будет как шелковый.
- А, черт! - блеснув очками, воскликнул вдруг мистер Пенни, нащупав что-то в глубине своего бездонного кармана. - Вот голова садовая! Мне же надо было зайти по дороге в школу и отдать этот ботинок. И как это я забыл, ума не приложу!
- Ум человеческий имеет свои слабости, - значительно покачав головой, произнес мистер Спинкс. Мистер Спинкс считался человеком ученым и выражался соответственно своей репутации.
- Придется занести его завтра утром. Разрешите, я уж и колодку выну, миссис Дьюи?
Тут он извлек из кармана деревянную колодку и положил ее перед собой на стол. Трое или четверо из присутствующих проследили за ней взглядами.
- А знаете, на чью ногу делалась эта колодка? - продолжал сапожник, видя, что компания проявляет к ней интерес, превысивший его ожидания, и, взяв колодку, поднял ее для всеобщего обозрения. - Я ее сделал для отца Джеффри Дэя, того, что лесником в Иелберийском лесу. Сколько я ему по этой колодке башмаков сшил - не счесть! А когда он умер, колодка пошла для Джеффри, только пришлось чуть-чуть ее подправить. Да, занятная колодка, говорил он, бережно ее поворачивая. - Вот тут, видите (он показал на толстый кусок кожи, прибитый к мизинцу) у него с детства большущая мозоль. А тут (показывая на прокладку, прибитую сбоку) ему лошадь копытом наступила - как только нога цела осталась! Копыто вот сюда пришлось. А сейчас мне Джеффри новую пару заказал, вот я и ходил к нему узнать, не надо ли еще на мозоль прикинуть.
Пока мистер Пенни разглагольствовал, его левая рука, словно без ведома хозяина, подобралась к кружке с сидром; торопливо договорив последние слова, он поднес кружку ко рту, и постепенно почти вся его физиономия скрылась за донышком запрокинутого сосуда.
- Так вот я и говорю, - продолжал мистер Пенни, осушив кружку, - надо мне было зайти в школу, - он опять полез в свой бездонный карман, - отдать этот ботинок, ну да ладно, наверно, и завтра утром будет не поздно.
Читать дальше