Роман Гари - Голубчик

Всего по паре, все накрыто для пары сердец.

Их насмешливые взгляды сразили меня наповал, но, соблюдая приличия, я не дал себе воли и остался полуживым.

Какое коварство! Какая сокрушительная жестокость!

Я стоял словно голый, а все вокруг сотрясалось беззвучным смехом. Самоубийство не для меня, я человек маленький, у смерти найдутся клиенты покрупнее. На сенсацию я не тяну ни качеством, ни количеством.

Конечно, я не имел на все это права. На ландыши, скамейку под каштанами в Люксембургском саду, подворотни, чайный сервиз на две персоны и пару салфеточных сердечек.

Никакого права, ведь мне ничего не обещали. Просто что-то как будто проклюнулось в кабине лифта.

Надежда - это ошибка, свойственная человеческой натуре.

- Очень мило, - сказала мадемуазель Дрейфус, глядя на сердечки.

Те трое тоже не сводили с них глаз. Так и впились, вцепились мертвой хваткой.

- Такое может вкрасться даже в работу IBM, - промямлил я.

Ошибка, фактор ошибки может вмешаться даже в самые совершенные системы - вот что я хотел сказать, но не ради оправдания, я ведь только следовал природе.

- Стиль ретро, - произнес я далее с героическим усилием, чтобы выручить сердечные салфетки - я чувствовал себя настолько слабым, что мне было необходимо кому-нибудь помочь.

- По-моему, нас тут многовато, - заметил догадливый Ламбержак. - Мы, пожалуй, вас оставим.

Оба приятеля поддержали его. Издевательство чистой воды, хотя они не подавали виду. Но я-то понял.

Я приготовился защищать Голубчика. Как бы между прочим опустил руку в карман пиджака. Тревожные сирены взвыли на пороге сердца, я напружинился и занял круговую оборону. Мой подпольный шеф Жан Мулен когда-то тоже попал в ловушку и был схвачен гестапо в Калюире. Голубчик безмятежным клубком лежал в кресле, вполглаза поглядывал на всех с величавым презрением. Ни дать ни взять особь другого вида. Безупречная маскировка, и бумаги в полном порядке. Жан Мулен умер, но не выдал себя.

- Интересно, каково живется удаву? - спросил Бранкадье, подчиненный Ламбержака.

- Ничего, привык, - ответил я.

- Привычка - вторая натура, - глубокомысленно изрек Ламбержак. Я сухо подтвердил:

- Именно. Кем быть - распоряжается случай, а там уж выкручивайся как знаешь.

- Приспособление к среде, - сказал Ламбержак.

- Приспособление - это и есть среда, - поправил я.

- А что они едят? - спросил Бранкадье.

Тут я заметил, что Лотар и мадемуазель Дрейфус пошли на кухню. Смотрят в холодильнике, что я ем!

Я застыл в немом негодовании.

Удавы не нападают на человека. Это все клевета, и Голубчик мирно дремал в своем животном состоянии.

Все же я не выдержал и ринулся на кухню.

Юнцы в гостиной у меня за спиной так и прыснули. Мадемуазель Дрейфус искала в шкафу чашки. Я встал рядом, сложив руки на груди и улыбаясь с видом презрительного превосходства.

- Я спущусь и буду ждать вас в машине, - сказал Лотар. - А то она ненадежно припаркована. Пока. Ваш удав очень мил. Я с удовольствием на него посмотрел. До понедельника, месье...

Я ясно расслышал непроизнесенное "месье Голубчик".

- ...месье Кузен. И спасибо. Удав в домашних условиях - это так интересно.

Мадемуазель Дрейфус закрыла шкафчик. Естественно, больше чашек у меня не было - дома я считаю не больше чем до двух. И я не понимал, почему она на меня так смотрит.

- Мне, право, очень неприятно, - сказала она. - Поверьте. Так получилось. Они тоже захотели посмотреть на удава...

Мадемуазель Дрейфус опустила густо поросшие ресницами глаза. Она едва не плакала. Описан случай, когда потерпевший кораблекрушение матрос трое суток погибал в открытом море и все-таки был спасен. Главное - не захлебнуться. И я жадно глотал воздух. А мадемуазель Дрейфус все стояла, опустив глаза, на грани моих слез. И тогда... Тогда я горько усмехнулся и распахнул холодильник.

- Пожалуйста. Смотрите, если хотите.

Яйца, молоко, масло, ветчина. Все как у людей и с равным правом. Масло, яйца, ветчина - среднестатистический рацион. Правда, живых мышей я не ем, не привык, еще не настолько приспособился.

Если я и ошибка, недоразумение, которое подлые негодяи хотят устранить, то чисто человеческого свойства.

Дверца закрылась, и я снова сложил руки на груди.

- Где же ваш удав? - тихонько спросила мадемуазель Дрейфус.

Она хотела сказать, что мне не надо ничего доказывать и нечего оправдываться, моя человеческая природа для нее не подлежит сомнению, и она понимает, что я не удав.

Мы вернулись в гостиную.