Ник Хорнби - Слэм

— Как его имя?

— Думаю, мы зайдем завтра, — ретировался я.

— Да, — ответила женщина, — постарайтесь узнать его получше. Проведите с ним немного времени. Так сказать, ознакомительную встречу отца и сына. Спросите его имя и все такое.

По дороге в парк я спросил Руфа, как его зовут.

— Руфус, — ответил он.

Руфус. Ну конечно. Надо было спросить по дороге туда, а не по дороге обратно. Он не удивился моему вопросу. Ему явно было приятно, что он ответил правильно. Думаю, взрослые часто спрашивают у детей вещи, которые они и так знают. Я не мог дождаться возможности выяснить, как я согласился, чтобы моего ребенка назвали Руфусом. Мое сердце все еще склонялось к Баки.

— Руфус, — сказал я, — если мама спросит, больно ли было делать укол, давай скажем ей, что ты был храбрым мальчиком.

— Я был храбрым мальчиком, — сказал он.

— Знаю, — ответил я.

Так ему и не сделали этой прививки.

Качелей Руф не любил, потому что ударился о них головой в последний раз, когда мы были в парке. Я пустил его побегать, и он не заметил, как качели впилились ему прямо в нос. Он рассказал мне об этом, когда мы входили в парк. Он был прекрасным ребенком, и стоило бы побеспокоиться о нем получше.

Я знаю, что с тех пор, как я выяснил, что Алисия беременна, я тревожился только о себе. Я думал о том, как это повлияет на мою жизнь, и что скажут мама с папой, и все прочее. Но мне уже пришлось следить за тем, чтобы Руф не выбежал на дорогу, и я видел всех этих больных детей в медицинском центре. И сейчас, когда узнал, что он чуть не до смерти разбился в парке на качелях, я почувствовал, что сам еще недостаточно взрослый для этих переживаний. Ну а кто достаточно? Моя мама все время обо мне беспокоилась — она была достаточно взрослой для этого. Может, и это не помогает — быть достаточно взрослым? Может, большинство людей не заводит детей в моем возрасте, потому что лишь малую часть своей жизни они могут тратить на беспокойство о чем бы то ни было, например о работе, о подругах, о результатах футбольного матча?

Мы некоторое время поиграли в песочнице, а потом он несколько раз спустился с горки, а затем покатался на деревянной лошадке — из тех, знаете, у которых внизу пружинка и на них можно качаться туда-сюда. Я помню, в детстве сам на таких катался. Я пять лет не был в парке, но я не думаю, что что-то изменилось с тех пор, как я здесь играл.

В кошельке у меня было двадцать фунтов. Руф съел мороженое, и у меня осталось девятнадцать фунтов, а после мы пошли гулять по Аппер-стрит, просто чтобы чем-то заняться. А потом он захотел зайти в магазин игрушек, и я подумал: «Ну, мы просто посмотрим, разве нельзя?» А он возжелал этот вертолет за девять фунтов девяносто девять пенсов, а когда я сказал, что не куплю его, он рухнул, стал кричать и биться головой об пол. Так что у меня осталось девять фунтов. А затем мы пошли в кино, и там показывали фильм для детей «Одежка для салата». Судя по афише, я подумал, что это что-то вроде сказочек о животных Уоллеса и Громита. Ну, он и захотел посмотреть это, а я решил: ну ладно, убьем пару часов. Это стоило восемь пятьдесят, так что у меня осталось пятьдесят пенсов.

Мы прошли в зал, а там на экране огромный говорящий помидор пытался убежать от бутылки с майонезом и солонки.

— Мне это не нравится, папа, — сказал Руф.

— Не глупи. Сиди тихо.

— МНЕ ЭТО НЕ НРАВИТСЯ! — завопил он.

В зале было всего четыре человека, и они обернулись.

Огромный помидор с криком убежал от камеры, и как раз в этот момент Руф начал вопить. Я схватил его на руки, и мы побежали в фойе. Я потратил двадцать фунтов примерно за двадцать минут.

— А можно попкорна, папа? — спросил Руф.

Я повел его к Алисии. Она одевалась, когда мы пришли. И выглядела получше, хотя все еще неважно.

— Это все, больше ты не выдержал? — спросила она.

— Он неважно чувствует себя после прививки.

— Как все прошло?

— Как все прошло, Руф? — спросил я.

Он взглянул на меня. Он не понимал, о чем это я. Он забыл, о чем мы договаривались.

— У доктора?

— У них есть пожарная машина, — сказал Руф.

— А ты был храбрым? — спросил я.

Он поднял на меня глаза. Вы бы сказали, что он пытается что-то припомнить, но понятия не имеет что.

— Я был храбрым пожарником.

— Ну, хорошо, — сказала Алисия. — Вижу, это не очень его расстроило.

— Нет, — подтвердил я. — Он держался молодцом.

— Пообедаешь с нами? Или тебе надо идти?

— Да, — ответил я. — Ты же знаешь...

Я надеялся, что хоть она в курсе, потому что сам я не имел представления.