Вольфганг Шрайер - Похищение свободы

Влиятельная «Нью-Йорк таймс», которая всего год назад провозглашала диктатора спасителем нации и другом свободного мира, с горечью сетовала, что все попытки перевоспитать диктатора окончились неудачей, и вынуждена была признать, что в Гватемале свирепствует террор.

Однако об упорном сопротивлении народа пресса США умалчивала, не писала она и о том, что рабочие проводили на фабриках и в мастерских короткие собрания, настолько хорошо организованные, что полиция, как правило, не могла напасть на их след. Скрывали американские газеты от своих читателей, что в Гватемале печатались и активно распространялись революционные листовки и брошюры, что даже местные индейцы собирались на тайные совещания, чтобы сообща выработать план выступления против существующего режима, против ненавистного бананового концерна, отнявшего у них лучшие земли.

Несмотря на это, Армас по-прежнему оставался доверенным лицом концерна. И если он разочаровал госсекретаря Даллеса на сессии ООН, то порадовал его, крупного акционера, на совещании концерна, сообщив о росте дивидендов.

Прохладным вечером 26 июля 1957 года в малом зале президентского дворца Армас выступил с докладом перед членами правительства.

По совету американцев он уже отказался от своей старой привычки править без политиков, однако по-прежнему не доверял им, а потому нередко заменял одного другим и заставлял полицию следить за каждым их шагом. В ходе беседы он несколько раз дотрагивался до заднего кармана, в котором хранил миниатюрный пистолет. Гладкая поверхность металла приятно холодила и рождала ощущение надежной защиты.

Наконец Армас поднялся из своего кресла и, отвесив поклон присутствующим, отправился ужинать. Дойдя до дверей столовой, он остановился и окинул тяжелым взглядом охранника. Им оказался сержант дворцовой службы по имени Ромео Канчес, коммунист, о чем Армас, разумеется, не догадывался. В 1954 году, после июльского путча, Ромео уволили из вооруженных сил, однако в армейской бюрократии что-то не сработало и через полтора года его снова призвали, а совсем недавно перевели в дворцовую охрану, поскольку он был строен и подчеркнуто прилежен.

Приступив к службе во дворце, Ромео сразу занялся агитацией среди товарищей. Вот и сейчас под кителем у него лежала стопка листовок, которые он еще не успел раздать, поскольку пропагандистская работа особого отклика в сердцах солдат не находила. Впрочем, и сам Ромео не очень-то верил, что с помощью пропаганды можно что-то изменить в стране.

Одного парня, которого он сагитировал несколько недель назад, вчера арестовала тайная полиция. Вполне вероятно, что его подвергнут пыткам и он, не выдержав, выдаст Ромео…

Едва Армас приблизился к охраннику, тот отдал ему честь, но диктатор, погруженный в свои тяжкие думы, не обратил на него внимания. И тут сержанта как будто что-то толкнуло. Мгновенно вскинув карабин, он снял его с предохранителя и нажал на спусковой крючок — прогремел выстрел.

Канчеса бросило в жар от мысли, что товарищи по партии, с которыми он не посоветовался, не одобрят его поступок. Сержант хорошо знал, что партия, членом которой он являлся, отвергала индивидуальный террор и подобные акты возмездия. Он довольно часто разъяснял другим, почему этого нельзя делать, а сам в порыве гнева совершил то, от чего их предостерегал.

Пуля попала Армасу в левую лопатку. Почувствовав удар, он повернулся. Гримаса боли исказила его лицо, глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит. Он непонимающе уставился на охранника, однако не закричал, а ловким движением выхватил из кармана пистолет.

И тогда сержант выстрелил еще раз. Сделать это оказалось совсем нетрудно, ведь карабин американского производства был полуавтоматическим. Вторая пуля поразила президента прямо в сердце. Он на миг приподнял правое колено, будто собирался броситься на сержанта, вскинул вверх руки и замертво рухнул на пол.

Покушавшийся быстро огляделся. Заметив, что испуганная охрана уже начала запирать двери, ведущие из этой комнаты, — следовательно, бежать ему некуда, он застрелился.

А навстречу уже бежали гвардейские офицеры. Один из них, проскочив мимо президента, несколько раз ткнул шпагой в труп сержанта, за что позднее получил у солдат прозвище Убийца Трупов.

Труп сержанта завернули в плащ-палатку и вывезли за город, где зарыли как собаку. Его поступок послужил для полиции поводом провести очередную серию арестов коммунистов. В ту же ночь было арестовано двести человек. Временным президентом назначили Гонсалеса Лопеса, который занимал пост председателя парламента и не раз сравнивал покойного с назойливой мухой. Гонсалес Лопес объявил в стране чрезвычайное положение и ввел комендантский час. Таковы были первые распоряжения президента, за которыми последовало множество других.