Вольфганг Шрайер - Похищение свободы

В то время как турецкие рабочие осторожно снимали новый слой земли, мы продолжали нашу прогулку вокруг вершины холма. Элен с вожделением смотрела вниз, на озеро, Уолпол же устремлял свои взоры на аэродром. Бинокль, как и в первый раз, висел у него на груди. Я видел, как он поднял бинокль, навел его, а затем удивленно воскликнул:

— Ах!.. — и опустил.

— Что там такое? — спросил я.

— Да ничего особенного, — ответил он. — Я имею в виду не аэродром, мистер Андерсон. На той стороне, на берегу озера, есть развалины римской крепости, видите? Там гнездо какой-то хищной птицы, возможно горного орла.

Слова эти были произнесены более оживленно, чем обычно, и в то же время каким-то сдавленным голосом, и у меня создалось впечатление, что он пытался обмануть меня. И хотя развалины крепости находились в том же направлении, что и аэродром, он, как мне показалось, держал бинокль немного выше, чем требовалось для того, чтобы разглядывать крепость. Гнездо хищника бросилось мне в глаза гораздо раньше, но вид его не таил в себе ничего удивительного.

— Разрешите? — попросил я, и он с готовностью передал мне бинокль.

То, что я увидел, заставило мое сердце забиться сильнее. На переднем плане, где пять недель назад стояли реактивные бомбардировщики «Канберра», теперь почти вплотную друг к другу выстроились машины типа «Хантер», а позади них две эскадрильи французских истребителей-бомбардировщиков типа «Барудер»!..

— Так это королевский орел, не правда ли? — услышал я рядом голос Уолпола.

Я не ответил ему, продолжая смотреть на летное поле Акротири, но почувствовал, как по моей спине течет пот. Аэродром был до предела забит самолетами. К машинам «Барудер» тесно прижимались современные бомбардировщики «Вотур» — я и не знал, что эта модель уже находится на вооружении. Рядом с ними разместились французские реактивные истребители «Мистер», а перед ангарами…

— Вы хорошо видите птицу? — спросил Уолпол. — Кажется, это самка. Но, по-моему, вы держите бинокль слишком высоко.

— Нет-нет, я все вижу…

А перед ангарами рядом с британскими дельтовидными истребителями, там, где в последний раз стояли наши четырехмоторные «Блэкберн-Беверли», я разглядел пять французских транспортных самолетов «Лангедок». У меня даже мелькнула мысль, что тот красавчик, который так нагло разглядывал Элен, пожалуй, прибыл на одном из этих самолетов.

— Кто пойдет со мной купаться?! — крикнула сзади Элен, хотя было ясно, что она имела в виду меня.

Я поспешно переоделся. Мне очень хотелось избавиться от Уолпола. Наши отношения несколько видоизменились: Элен была моей знакомой в большей степени, чем его, и он уже не мог просто так запретить мне составить ей компанию. Мы проскочили сквозь трещавшие заросли пиний и одновременно прыгнули в воду.

Вода была прохладной и такой прозрачной, что можно было разглядеть на дне мельчайшие камешки. Они-то и придавали воде светло-голубой оттенок, а деревья, обрамлявшие берега озера, добавляли в его палитру нежно-зеленоватый цвет. Мы ныряли, плавали, гонялись Друг за другом, но мысль о французских самолетах на взлетной полосе Акротири и об удивленном «ах», сорвавшемся с губ Уолпола, не давала мне покоя. Что могло так удивить его, если он действительно был археологом? Или он различал типы самолетов? В таком случае неужели он считает всех нас круглыми дураками?

Когда после купания мы загорали под стенами римской крепости, я спросил у Элен:

— Мисс Ругон, вы думаете, мистер Уолпол настоящий ученый?

— Не надо смеяться над ним, — ответила она. — И зовите меня просто по имени. Меня зовут Элен.

У меня чуть было не вырвалось, что я давно знаю ее имя, но я сдержался:

— А меня — Роджер.

— Так вот, Роджер, прошу вас относиться к моему другу Уолполу с уважением.

— Вашему другу?! Да ему же не меньше пятидесяти.

— Всего сорок три, — возразила она. — К сожалению, не в его власти выглядеть моложе. Во всяком случае, он не может исправить этот свой недостаток, как некоторые англичане, отличающиеся тугоумием.

Последняя фраза меня несколько озадачила. Очевидно, ей, как многим женщинам, нравилось злить своих собеседников и заставлять бешено ревновать. На такую женскую уловку и ответить-то, собственно, нечем.

Пока мы лежали рядом и загорали, я обнаружил, что волосы у Элен крашеные: золотистый оттенок на висках и у корней постепенно сменялся коричневым цветом, а там, где резиновая шапочка, в которой она плавала, не могла защитить ее волосы от воды, они казались почти черными. И пушок на ее плечах тоже был темноват. Но это открытие уже не могло спасти моего сердца. Удивляюсь только, почему именно теперь я вдруг вспомнил об этом…