Вольфганг Шрайер - Похищение свободы

— Ангола? — переспросил Жоржи.

Карлуш повернулся к нему лицом:

— Знаешь ли, мы очень мягкий народ. Говорить-то мы научились, а вот действуем значительно хуже. Тебе никогда не приходило в голову, что в нашей тысячелетней истории не было ни одной гражданской войны? У нас всегда умели улаживать конфликты.

— Так это же хорошо! — сказал Михаэль. — Это делает вашу страну особенно привлекательной.

— Для туристов — может быть. Страна, в которой никогда не лилась кровь, в которой всегда спокойно. Тот, кто хочет захватить власть, посылает в столицу пятьдесят танков, занимает радиостанцию и выступает с воззванием к народу. Командиры противоборствующих сторон не отдают приказа стрелять, они ведут длительные телефонные переговоры, а когда приходят к согласию, солдаты со слезами радости бросаются друг другу в объятия. Трогательно, как в мелодраме… — Он отодвинул от себя тарелку. — Из-за слабости национального характера и потерпел поражение Спинола…

— Но ты ведь не за него! — воскликнул Жоржи.

— За Спинолу? Он нас не защитил. С хаоса в метрополии все и началось. — Карлуш откусил кусочек дыни, и по его подбородку потек сок. — Наша главная ошибка — недостаток смелости. Основать империю и при этом остаться бедным, невежественным и ничтожным народом — это, пожалуй, присуще только нам.

Наступила пауза. Слова вызвали удивление. Было непонятно, чего это он так распалился, ведь никто ему не возражал.

— Взять хотя бы тебя, шурин, — продолжал он. — Ведь ты думаешь иначе, чем я, это у тебя на лице написано, и тем не менее не возражаешь, чтобы казаться любезным. Вот в чем заключается наше убожество!

— Ты ошибаешься, Карлуш. Вполне вероятно, что мы невежественны и бедны, но уж никак не ничтожны.

— С каких же это пор?

— С 25 апреля 1974 года.

— Ах, так твое сердце открыто для революции? Для тех, кто разбазаривает все, что создавалось четыреста лет?

Луиш отпил глоток вина и не ощутил его пикантного вкуса. Он вспомнил, как сегодня по дороге домой думал о звонке Шуберта как о неприятности, а о звонке Карлуша — как о приятном сюрпризе и радовался, что хорошее известие вытеснило плохое. А на деле все получилось по-иному: Шуберт сдержал свое слово, в то время как Карлуш… Но этого же не может быть!

— Ты что же, стал колонизатором? — выдохнул он. — Против старого режима ты боролся, не щадя жизни…

— Тогда это имело какой-то смысл. Когда прячешься в укромном месте, сжимая кулаки, рискуешь немногим.

— Прекратите! — взмолилась Граса.

— Этим-то революция вас и притягивает! — Голос Карлуша стал язвительным. — Дитя запретной любви между народом и военными — так ты назвал ее в одном из своих писем. Ну так вот, дитя получилось уродливым.

Жоржи положил перед ним кольт:

— Если ты пришел нас оскорблять, то мне от тебя ничего не надо.

— Карлуш, что с тобой произошло? — Глаза Луиша загорелись недобрым огнем. — Ты же стал капиталистом! Пашеку помогли тебе, потому что мечтали избавиться от тебя. А ты купил дюжину такси, еще одну. Это, очевидно, доставляло тебе удовольствие, как все, чем ты занимался. Для тебя это была новая игра, сопровождавшаяся щекотанием нервов, как ранее автогонки и участие в Сопротивлении. Как всегда, ты вкладывал в предпринимательство всю душу, не так ли?

— Оставьте все это! — выкрикнула Граса. — Ради бога, прекратите же!

— Знаешь, Карлуш, сил у тебя всегда было достаточно, но растратил ты их впустую, Тебе не хватало цели.

Человек дела, каковым ты всегда был, остался без цели. Ты напоминаешь мне потухший вулкан.

— Сейчас ты мне нравишься куда больше. Потухший вулкан! А какой безапелляционный тон! — Карлуш откинулся на спинку стула и скрестил руки — по-видимому, перебранка доставляла ему удовольствие. — Ну, хорошо, поговорим как мужчина с мужчиной: для меня ты — утопист, бомба без взрывателя…

Граса вскочила:

— Прекратите эти разговоры! Неужели этому никогда не будет конца?

— Ты полон взрывной энергии, Луиш, но никогда не взорвешься. Ты за справедливость, за улучшение жизни, ведь так? Но буровые работы под твоим руководством ведутся для тех, у кого есть деньги.

Луиш почувствовал, что у него пересохло во рту. Удар был нанесен ниже пояса, но он еще не был побежден. Следовало ответить Карлушу, но не сразу, а хорошо поразмыслив. Но имело ли смысл возражать? Неожиданно до его слуха стали долетать какие-то посторонние шумы, приглушенные крики, как если бы на улице загалдели подвыпившие гуляки, которые в их районе появлялись крайне редко. Шум становился все громче, и Луиш понял, что слышал его и раньше, но не придавал значения.