Вольфганг Шрайер - Похищение свободы

Поскольку позвонить Микаэле было нельзя, Бланка пошла к ней домой и не вернулась, что заставляло думать о самом худшем.

Хорхе включил радиоприемник: диктор, читавший последние известия, рассказывал о нашем провале. По программе государственного телевидения передавали сообщение «об уничтожении банды левых экстремистов» и о бегстве председателя парламента из плена. Затем на экране появилось изображение загородного дома Микаэлы, бассейна и сада. Показали даже кучу матрацев, наши книги, несколько номерных знаков для автомобиля, но ни об оружии, ни о взрывчатке не упоминалось.

Через минуту на экране появился председатель парламента, но не в студии, а на месте происшествия. Он показал дыру в проволочной решетке и коротко объяснил, как ему удалось бежать, упомянув вскользь о двух других заложниках, которых, после того как был помещен в подвал, ни разу не видел, но слышал их жалобы и стоны.

Он говорил не столько о себе, сколько о других. Нас, своих похитителей, он особо не клеймил, упомянув лишь о женщине, которая дурно обошлась с ним после того, как он обыграл ее в шахматы. Далее он сказал, что лиц своих похитителей не видел и потому опознать их не сможет. Он просил полицейских довести это дело до конца и получше охранять его.

И тут я вспомнил, что в день похищения он видел Бланку в профиль и, следовательно, мог опознать ее. Боязнь за обеих девушек заставила меня пойти в ближайшую телефонную будку и позвонить родителям Микаэлы.

Трубку снял мужчина, но был ли то отец Микаэлы, я утверждать не берусь, так как ни разу не слышал его голоса.

— Кто говорит? — спросил мужчина.

— Карлос Пелес, студент, товарищ вашей дочери, — ответил я.

— Моей дочери нездоровится. Что вам угодно?

— Она обещала мне учебник…

— Ей сейчас не до этого…

— Она больна? Ее госпитализировали?

— Нет, она дома, но…

— Может, к ней кто-то пришел? Тогда я не стану мешать.

— Нет, но она уже легла. А вам очень нужна эта книга?

— Да, утром у меня экзамен.

— Тогда заходите, мы ее найдем.

Я поблагодарил и положил трубку, будучи твердо уверен, что он был у телефона не один и понял мой намек. Но это понял и полицейский, присутствовавший при разговоре.

Я вернулся на квартиру. Бланки все еще не было.

— Почему вы не помешали ей? — почти выкрикнул я. — Вы сами толкнули ее в пропасть!

— Мы не знали, что дело примет такой оборот, — оправдывался Руперто. — Она хотела только позвонить…

— Она вела себя так спокойно, — заметил Хорхе.

Я молчал, понимая, что большая часть вины лежит на мне, поскольку план спасения разработал я сам.

Ночь мы провели без сна. Всех мучил вопрос! что же теперь делать? Предлагали потребовать обмена двух заложников на наших девушек, но от кого потребовать? И потом, соглашаться на обмен — это значит признать вину девушек, а у Микаэлы было алиби, да и Бланка, Может, как-нибудь вывернется.

Двое суток я жил словно в угаре, чувствуя себя не в своей тарелке. Первую новость принес Хорхе, он видел Микаэлу в окошке родительского дома, на балконе и даже в саду. В пятницу она выходила на улицу, но за ней шел «хвост» и приблизиться к ней не представлялось возможным. Выходит, полиция арестовала Бланку, а Микаэлу использовала в качестве приманки. Я запретил Хорхе вступать в контакт о Микаэлой и тем более похищать ее, за что он обозвал меня трусом…

Среди бумаг, которые Руперто вывез из загородного дома, мы обнаружили дневник Бланки, который она вела вопреки инструкциям о безопасности. К счастью, события, происшедшие в среду, она записать не успела.

Зато, к своему огромному удивлению, я узнал, что она была влюблена в меня. Я ни о чем не догадывался, а она молчала из гордости и самолюбия…

В июне состоялся пленум Центрального Комитета, на который я явился как побитая собака. Однако ко мне отнеслись более мягко, чем я ожидал, мне даже не пришлось оправдываться. Первый секретарь держал себя так, будто все уже уладилось.

Бернардо выступил с оценкой положения в стране.

— Некоторые наши товарищи, — заявил он, — считают, что настало время направлять в столицу комиссия для подготовки вооруженного восстания. Они уже устроили не одну перестрелку и сожгли не один дом. Мы полагаем, что противник намеренно терпит это, чтобы уточнить, откуда наносятся эти булавочные уколы. Товарищи, если что-то предпринимать сейчас, то только в целях облегчения собственного положения. В противном случае это будет лишь на руку врагу. Нанесение безответственных ударов, лишенных политического содержания, не понятно народу. Это только поможет нашим противникам и развяжет реакции руки в рамках конституции…