Джон Голсуорси - Из сборника 'Пять рассказов'

- Ну, Джо, вам что-нибудь надо от меня? - насмешливо спросил тот.

- Да.

- А что такое?

- Уезжайте отсюда. Вы нам не нужны.

Лицо Эшерста, всегда несколько высокомерное, приняло самое надменное выражение.

- Очень мило с вашей стороны, но я, знаете ли, предпочитаю, чтобы мне об этом сказали другие.

Парень подошел еще ближе, так что Эшерст почувствовал залах его разгоряченного работой тела.

- Зачем вы тут живете?

- Потому что мне так нравится.

- Вам, небось, перестанет нравиться, когда я вам прошибу голову...

- Да что вы? А когда вы изволите это сделать?

Джо не ответил и только еще пуще засопел. Его глаза сверкали, как у разъяренного молодого бычка. Вдруг судорога исказила его лицо.

- Мигэн вас знать не хочет...

Порыв ревности, презрения и злобы к этому толстому сопящему мужлану смел все самообладание Эшерста. Он вскочил и отбросил скамью ногой.

- Убирайтесь к чертям, слышите?

И не успел он договорить, как в дверях дома показалась Мигэн с крохотным коричневым щенком на руках. Она быстро подошла к Эшерсту.

- У него синенькие глазки! - сказала она.

Джо отвернулся и пошел прочь. Его затылок побагровел.

Эшерст поднес палец к мордочке маленького коричневого существа, свернувшегося в ее руках. Как уютно ему было около нее!

- Он уже любит вас. О Мигэн, все любят вас!

- Пожалуйста, скажите, что вам говорил Джо?

- Он велел мне уехать, потому что вы не хотите, чтобы я здесь жил.

Она топнула ногой и взглянула на Эшерста. От этого взгляда, полного обожания, у него дрогнули все нервы, как будто он увидел бабочку, обжегшую крылья.

- Сегодня ночью, - шепнул он. - Не забывайте!

- Нет. - И, прижавшись лицом к толстому тельцу щенка, она убежала в дом.

Эшерст пошел по дорожке. У изгороди на лугу он увидел хромого пастуха с коровами.

- Чудесный день, Джим!

- Ага... Хороша погода для травы. Нынче дуб будет цвести раньше, чем ясень, а когда дубы цветут раньше...

Эшерст лениво перебил его:

- Скажите, где вы видели страшного цыгана, Джим?

- Да как будто он прошел вон там, под большой яблоней.

- И вы действительно верите, что он был там?

Хромой ответил не сразу.

- Да как сказать... не пойму, был он там или нет. Показалось, будто так, а кто его знает...

- А как вы думаете, отчего он вдруг появился?

Хромой понизил голос.

- Болтают-то, будто старый мистер Наракомб сам был из цыган. Может, это все сказки... Да, цыгане, знаете, такой народ: держатся друг за друга крепко. Может, они знали, что он помирает, - вот и послали привидение за ним. Так мне думалось...

- А какой он был?

- У него все лицо волосами обросло, и шел он вот так, будто скрипку держал. Говорят, что привидений не бывает, да я-то заметил, как у этого вот моего пса шерсть дыбом встала... А сам-то я плохо видел...

- А луна тогда была?

- Да, почти полная... Только она едва-едва поднялась и там, за деревьями, будто золотом тронула.

- Вы верите, что привидения предвещают несчастье?

Хромой сдвинул шапку на затылок. Его пронзительные глаза строго посмотрели на Эшерста.

- Мы об этом ничего сказать не можем. Только всегда от них беспокойство. Есть вещи, каких нам не понять, вот что! И которые люди все видят, а которые не видят ничего. Вон наш Джо, к примеру сказать, он у себя под носом ничего не увидит, да и те, другие парни тоже ничего не понимают. А возьмите нашу Мигэн: она все насквозь видит, где что есть и даже больше, чем есть, все видит...

- Она очень чуткая, это верно.

- Как вы сказали?

- Чуткая, говорю, значит, чувствует все очень тонко.

- А-а... Да... да,.. Сердце у ней любящее.

Эшерст почувствовал, как краска залила его лицо, и вытащил кисет, чтобы скрыть смущение.

- Закуривайте, Джим!

- Благодарствуйте, сэр. Да, таких, как она, вряд ли одна на сотню найдется.

- Наверно, - коротко ответил Эшерст, затянул кисет и пошел прочь.

"Любящее сердце..." Да. А он-то что делает? Какие у него намерения, как принято говорить, по отношению к этой девушке с любящим сердцем? Эта мысль преследовала его, когда он бродил по полю, где среди желтых лютиков паслись рыжие телята, а высоко в небе летали ласточки. Да, в этом году дубы зацветут прежде ясеней. Уже ветви стали золотисто-коричневыми, и каждое дерево отливало другим тоном. Куковала кукушка, тысячи птичьих голосов звенели в саду, светлыми переливами играли ручьи. Древние верили в золотой век, в сад Гесперид... На рукав Эшерста уселась оса - "осиная матка". "Если убить ее, то на две тысячи ос меньше будет в конце лета точить яблоки". Но кто мог бы в такой день, с сердцем, переполненным любовью, убить живое существо? На лужайке пасся крепкий рыжий бычок. Эшерст нашел в нем необычайное сходство с Джо. Но бычок не обратил никакого внимания на чужого. Он тоже, вероятно, был слегка опьянен пением птиц и золотом луговых цветов под его короткими ногами. Эшерст пошел к ручью, туда, где подымался холм с каменистой вершиной. Под серой скалой трава была расцвечена синими колокольчиками, и дикие яблони стояли в полном цвету.