Джон Голсуорси - Из сборника 'Пять рассказов'

Через четыре дня "слабонервный тип" снова появился вечером в доме в Сефтон-парк.

- Сильванес, я подумал. Мне не подходят твои условия.

- Еще бы! И все-таки ты согласишься.

- Почему я должен жертвовать собой? Пятьдесят четыре тысячи за четыре судна - это, знаешь, серьезно уменьшит мои доходы.

- Зато гарантирует их, дорогой.

- Так-то оно так, но, понимаешь, я не могу участвовать в незаконной сделке. Если это выплывет наружу, что будет с моим именем и вообще...

- Это не выплывет...

- Ты вот уверяешь, а...

- Единственное, что от тебя требуется, - сделать дарственную запись на третьих лиц, которых я тебе назову. Сам я не возьму ни пенса. Пусть твой стряпчий подготовит бумаги, сделай его доверенным лицом. А ты подпишешь документы, когда сделка будет заключена. Я доверяю тебе, Джо. Какие из твоих акций дают четыре с половиной процента?

- Мидлэнд...

- Отлично. Не продавай их.

- Хорошо, но кто эти люди?

- Женщина и ее дети. Я хочу оказать им услугу. ("Как вытянулось лицо у этого типа!") Боишься связываться с женщиной, Джо?

- Тебе смешно... А я в самом деле боюсь связываться с чужими женщинами. Нет, не нравится мне все это дело, решительно не нравится. Я человек иных правил и прожил жизнь не так, как ты.

- Тебе повезло, иначе ты давно бы сошел в могилу. Скажи своему стряпчему, что это твоя старая пассия, хитрец!

- Ну вот! А что, если меня начнут шантажировать?

- Пусть он держит язык за зубами и переводит деньги на них каждые три месяца. Они решат, Что благодетель - я, а ведь так оно и есть на самом деле.

- Нет, Сильванес, не нравится мне это, не нравится.

- Тогда забудь о нашем разговоре, и дело с концом. Возьми сигару!

- Ты же знаешь, я не курю... А нет какого-нибудь иного способа?

- Есть. Продай в Лондоне акции, вырученную сумму помести в банк, а после принеси мне банкнотами шесть тысяч. Они будут; у меня до общего собрания. Если дело не выгорит, я верну их тебе.

- Ну нет, это мне еще меньше по душе.

- Не доверяешь?

- Ну что ты, Сильванес! Просто все это - обход закона.

- Нет такого закона, который запрещал бы человеку распоряжаться собственными деньгами. Мои дела тебя не касаются. И запомни: я действую совершенно бескорыстно, мне не перепадет ни полпенни. Ты просто помогаешь вдове и сиротам - как раз в твоем духе!

- Удивительный ты человек, Сильванес. Ты, кажется, вообще не способен принимать что-либо всерьез.

- Принимать все всерьез - рано в могилу лечь!

Оставшись один после второго разговора, Хейторп подумал: "Он клюнет на эту удочку".

Джо и в самом деле клюнул. Дарственная запись была оформлена и ожидала подписи. Сегодня правление решило произвести покупку, оставалось добиться одобрения общего собрания акционеров. Только бы ему разделаться с этим и обеспечить внуков, и плевать он тогда хотел на лицемерных сутяг, мистера Браунби и компанию! "Мы надеемся, что вы еще долго проживете!" Как будто их интересует что-либо, кроме его денег, точнее - их денег. Он встрепенулся, поняв, как долго просидел в задумчивости, ухватился за подлокотники кресла и, пытаясь встать, нагнулся вперед; лицо и шея у него побагровели. А доктор запретил ему делать это во избежание удара - как и сотни других вещей! Чепуха! Где Фарни или кто-нибудь из тех молодчиков, почему никто не поможет ему? Позвать - значит уронить свое достоинство. Но неужели сидеть тут всю ночь? Трижды он пытался встать и после каждой попытки подолгу сидел неподвижно, красный и выбившийся из сил, В четвертый раз ему удалось подняться, и он медленно направился к канцелярии. Проходя комнату, он остановился и сказал едва слышно:

- Молодые люди, вы забыли обо мне.

- Вы просили, чтобы вас не беспокоили, сэр, - так нам сказал мистер Фарни.

- Очень любезно с его стороны. Подайте мне пальто и шляпу.

- Слушаюсь, сэр,

- Благодарю вас. Который час?

- Ровно шесть, сэр.

- Попросите мистера Фарни прийти ко мне завтра в полдень насчет моей речи на общем собрании.

- Непременно, сэр.

- Доброй ночи.

- Доброй ночи, сэр.

Своей черепашьей походочкой старик прошел между стульями к двери, неслышно открыл ее и исчез. Клерк, закрывший за ним дверь, произнес:

- Совсем немощным стал наш председатель! Еле ноги волочит.

Другой отозвался:

- Чепуха! Этот старик из крепких. Он и умирая будет драться.

2

Выйдя на улицу, Сильванес Хейторп направился к перекрестку, где всегда садился на трамвай, идущий в Сефтон-парк. На переполненной улице царило деловое оживление, характерное для города, где встречаются Лондон, Нью-Йорк и Дублин, где люди ловят и упускают свои возможности. Старому Хейторпу нужно было перейти на противоположную сторону улицы, и он бесстрашно тронулся вперед, не обращая внимания на уличное движение. Он тащился медленно, как улитка, и всем своим невозмутимо-величественным видом будто говорил: "Попробуйте сшибить, я все равно не стану торопиться, будьте вы неладны". Раз десять на дню какой-нибудь истинный англичанин, соединяющий в себе флегматичность со склонностью брать людей под свою защиту, спасал ему жизнь. Трамвайные кондукторы на этой линии давно привыкли к нему и всякий раз, когда он дрожащими руками цеплялся за поручни и ремни, подхватывали его под мышки и, точно мешок с углем, втаскивали в вагон.