Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

Голос мастерового был вполне миролюбивый, но солдат взвился:

- А ну подай отсюдова! Подай! Пошел! Прими руки!

Солдат рывком отскочил на шаг и вдруг передернул затвор.

Федор замер. Мастеровой сказал:

- Ты что, спятил?- И, резко выбросив руку, схватил винтовку за ствол, поперек, перехватил другой рукой у приклада и попытался вырвать оружие. Солдат свалил мастерового на землю. Однако винтовки тот не выпустил. Вот тогда-то Федор кинул шест и выскочил из лодки. В три прыжка он оказался над борющимися, со спины ухватил солдата одной рукой за ворот, другой за ремень, с силой дернул на себя и оторвал от мастерового. Это было как на вечеринках, когда меряются силой, поднимая

«горшки». И по тем же правилам Федор, чуть присев, приподнял солдата над собой, сделал несколько шагов к воде и сбросил его в реку. Все это случилось в несколько мгновений, никто толком и сообразить не успел. Мастеровой встал с земли и с недоумением смотрел то на солдата в воде, то на винтовку, оставшуюся в своих руках. Солдат бултыхался, пытаясь стать на ноги. Мастеровой шагнул к Федору:

- Быстро в лодку! Бежим, парень, иначе - тюрьма. Тюрьма никак не входила в планы Федора, да он и сам уже понял: худо повернулось дело, очень худо. Драпать надо отсюда. В лодку они заскочили почти вместе. Федор тут же схватился за весло и начал отталкиваться от берега. Русский бросил винтовку в нос лодки и взял шест, чтобы помогать Федору.

Маленькая лодочка понеслась по воде, в момент совместных толчков-гребков аж вылетая днищем над поверхностью реки. Пока солдат выбирался на берег, беглецы успели отмахать саженей двадцать пять.

- Кара-ул! Напа-али! Бунт!- истошно закричал служивый.

Он бросился было к большим лодкам, но тамошние лодочники преследовать беглецов отказались, и солдат побежал вдоль берега, продолжая кричать:

- Каторжники… Вас расстреляют! Винтовку… винтовку отдайте!

Но каменистый берег скоро кончился, дальше шел густой ивняк, не очень-то разбежишься. До поворота реки оставалось еще саженей пятьдесят, когда на крик сбежались люди, среди них были и другие солдаты с винтовками. Они бегом спустились к своему товарищу. Тот размахивал руками и показывал вслед беглецам.

- Плохо, брат, наше дело,- задумчиво сказал мастеровой Федору. Он наклонился, взял винтовку и помахал ею над головой, так чтобы на берегу увидели его жест. Затем швырнул винтовку в воду.

- Заберите свою пушку. Может, успокоитесь.

Но на берегу успокаиваться не желали. Федор заметил, как солдаты стали на одно колено и начали выцеливать их. Грохнул выстрел… другой… третий. Холодок противно побежал по спине. Никогда еще такого не было, чтобы Федора брали на мушку. Одна пуля, слышно, сочно ударила в воду рядом с лодкой. Ну, еще поднапрячься, сильнее, еще маленько… Скорее бы за поворот! Снова за спиною грохнул выстрел, пуля просвистела так близко - Федя кожей ощутил шевельнувшийся воздух и невольно пригнул голову. Еще усилие, еще! Еще саженей пять… И вот он, долгожданный поворот реки. Теперь и изба Сидорова, и палатки, и губернаторские лодки, и стреляющие солдаты - все осталось там, за поворотом. Сзади еще бухали выстрелы, Федя подумал машинально: зачем заряды жгут? Теперь быстрее, быстрей - за новый поворот реки, чтобы не попасться им на плесе, если устроят погоню…

Здесь надо вернуться немного назад.

К тому моменту, когда на берегу захлопали выстрелы винтовок, в палатке губернатора шел весьма серьезный и доверительный разговор. Общество собралось небольшое,шое, но заинтересованное. Губернатор излагал смысл своей поездки по Зырянскому краю и принципы освоения подземных богатств, если таковые будут в упомянутом крае найдены.

Губернатор говорил следующее:

- Еще до определения меня в должность в Вологодскую губернию я много слышал об ухтинской нефти и том противодействии появлению ея на русском и иностранном рынках, которое устраивают лица,

слишком заинтересованные в монополии бакинской нефтяной промышленности… Вдумайтесь, господа, какую громадную пользу России могли бы принести и приток на рынки дешевой северной нефти, и отлив целого миллиона голодающего малоземельного крестьянства для заселения пустынной губернии. Северная нефть позволила бы прекратить властвование над промышленностью Нобеля и Ротшильда. Кончилась бы легкая возможность для революционных комитетов давить на русскую промышленность устройством забастовок в Баку. И, вместо того чтобы тратить последние деньги на тот самый миллион голодающих, которые ждут переселения, государство, поселив их хотя бы на половине казенных земель Вологодской губернии (а это тринадцать миллионов десятин), получило бы миллион плательщиков прямых и косвенных налогов… Рассказов о подземных богатствах на Ухте предостаточно, господа. И желающих приобрести там землю - множество. Подано заявок на приобретение участков в казенную палату Архангельской губернии - восемьдесят с лишком, в казенную палату нашей губернии - около трехсот. Мы здесь и сами видели много отводных столбов. Но работает с усердием только инженер Гансберг, он организовал промысел и надеется в скором времени добиться результатов. Остальные выжидают. Надо сказать, господа, революционные бури сильно подрывают могущество нашего государства. И наш государственный корабль скоро сядет на мель. И, как всегда в кризисную минуту, раздаются поспешные голоса: надо, мол, расстаться с добытыми мировой нашей историей ценностями в области культуры, права, например правом собственности, расстаться с ценностями русского духа, русских верований. Говорят даже, надо и совсем бросить его, наш корабль, и пересесть на мелкие лодочки под флагами кавказских, польских и прочих инородческих автономий. Для того чтобы отстоять Россию, господа, для того чтобы при помощи представительного законостроительства двинуть ее вперед, нужен прилив новых ценностей.