Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

После встречи со старшим майором госбезопасности Ильей Яковлевичем Гурием сон пропал - поток прошлого обдал Федора с необыкновенной силой, и под утро он уже с трудом сдерживался, чтобы не зарыдать в голос. Сжал веки, сжал зубы, замер на нарах - словно увидел над собою скалу, качнувшуюся и готовую рухнуть, и теперь нельзя было даже мигнуть - и от такого движения воздуха скала могла подвигнуться…

В этом сжатом состоянии он и забылся часа на полтора-два, не больше. А когда прокричали «подъем!» - он открыл глаза и почувствовал свое закаменевшее тело, слипшиеся кулаки, страшное напряжение всех мышц и мускулов. Ночь миновала, скала устояла. Но - покачивалась. В голове шумело: вновь завелись те сто самоваров на длинном столе… И ожогом горела на щеке метка. «Что ж это за пацан такой был, по первому шепоту из нагана в человека пальнул, без суда, без следствия?.. Это откуда ж душегубы такие взялись?»- думал Федор о том молоденьком своем конвоире, который столь удачно попал в него на чердынской дороге, попал, да не убил вконец. Это что же вырастет из такого парнишки, если выпадет ему самому судьба остаться живым в круговерти взаимного истребления?..

Федор махал топором в сосновом бору, свежий воздух разогнал сонливость первых минут работы, и теперь он думал о молоденьком конвоире, но метка на щеке горела, не утихала - и горела она о детях: как они там, да из них-то кто вырастет без близкого отца? Вот была боль сердца, с которой совладать Федор никак не мог. Потом мысли его переключились на начальника лагеря гражданина Гурия, давнего знакомца. И Федор пытался себе - представить, как теперь может повернуться его лагерная судьба, после встречи с Гурием, после разговора с ним.

И так сильно он озаботился вчерашней встречей, с таким напряжением мысли и чувства старался преодолеть заслонку своего будущего, которое нынче - вот ведь! - заключалось исключительно в старшем майоре госбезопасности… с такою силой он думал - что и в старшем майоре товарище Гурии, который находился в тот час далеко от Туланова,- возникли мысли о старом знакомце Феде, с которым бежали они по северным рекам, толкаясь шестами и упираясь веслами…

Илья Яковлевич никак не мог вспомнить: какой такой вопрос беспокоил его при виде Туланова. Какой вопрос он должен был бы задать Федору… очень важный вопрос, именно государственно важный, не просто так. Ну, выяснить, не стала ли судьба Туланова следствием местных перегибов в политике коллективизации - это само собой. Но это скоро не делается, тут запросы, бумаги, характеристики, проверка дела, приговора и так далее… А может, все того проще: цыц, нехай сидит и помалкивает? И будет откручивать Туланов свой срок на полную катушку. Но это ладно, это не сейчас… А вот вопрос, вопрос, в чем заключается главный вопрос к Федору Михайловичу?

И старший майор госбезопасности сосредоточился на прошлом, мысленно прокручивал тогдашнюю их дорогу по реке, ночевки, баньку, рыбалку, охоту… Надо найти вопрос, надо.

А Туланов махал топором. Бригада, в которой Федор работал, валила строительный лес в красивом бору на возвышенности, совсем недалеко от лагеря. Оттуда, из зоны, сюда, под своды сосен, долетали гулкие удары кузнечного молота и другие звонкие звуки. Лагерь был рядом, но и эти полторы-две версты вечером казались долгими: усталость давила к земле, цеплялась за ноги. Весь день на ногах, на ногах, начальство торопит бригадира, а он - орет на бригадников, у костра на корточки не присядешь…

Валят сосны пилами, двуручными, типа «мине-тебе», а после рубят сучья, срубают верхушки, пилят на бревна, тут же звучит криком: «Эй! Давай стаскивай!» Валят двое, а в штабель бревна таскают, собравшись по десять. Сила дармовая, на худой кормежке, такой силы не жалко: запалишься - да и хрен с тобой… Народ с пересылки все прибывает, конца не видать. Гурий про перегибы поминал, так что ж они все перегибаются, эти перегибы? Экая сила народу в тайге собрана, а все идут и идут, Стало быть, про перегибы объявили, а те, кто гнул, так и гнет свое? И сколько еще гнуть будут?

Жгут душу проклятые вопросы, и щеку левую жгут, терпежу нет, а поделиться с кем, обсудить… боже упаси, сохрани господь… Кто с языком совладать не умеет, тому уже и сроку добавили, это здесь недолго. Вызовут, опустишь ручки по швам, да и выслушаешь про прибавку, которую пожаловали тебе за контрреволюционную агитацию… Во как нынче, и посомневаться не моги.