Альва Бесси - Антиамериканцы

— Никто никого не пытается запутать, господин адвокат.

— У вас есть какой-нибудь свидетель, который показал бы, что мой клиент совершил подрывной или антиамериканский акт (что бы ни означало это выражение), или поступок, несовместимый с интересами американского народа…

— Мистер Табак-чик. Правила нашей комиссии не позволяют адвокату спорить…

— …ибо в таком случае мы потребуем права перекрестного допроса этого свидетеля.

— Никаких перекрестных допросов мы вам устраивать не позволим. А если вы будете настаивать, я прикажу удалить вас из зала. Никто никого ни в чем не обвиняет. Мы вызвали этого свидетеля, так как считаем, что он располагает определенными сведениями, важными для безопасности нашей страны, и…

— Прошу прощения, господин председатель, но, по-моему, свидетель еще не ответил на заданный ему вопрос.

— Вот я и предлагаю ему ответить.

— Я отвечаю, сэр, что не сделал ничего, что давало бы право вам или любому правительственному учреждению судить меня или хотя бы обвинять в чем-то. Первая поправка…

— Я вижу, что вы, как и все другие коммунисты, которых мы вызывали сюда, хорошо заучили свою роль.

(Снова раздались неодобрительные восклицания из публики, но на этот раз направленные явно в адрес председателя).

— Вот видите? У вас уже готов ответ. Зачем же вы спрашиваете меня?

— Какой ответ, мистер Блау?

— По-вашему, я коммунист. Возможно, вы правы. Но если я признаюсь в этом, вы постараетесь опорочить мое имя на всю страну. А у нас есть еще много людей, которые, даже не зная, что такое коммунист, под влиянием систематической пропаганды относятся к коммунистам враждебно.

— Это и есть ваш ответ?

— Дайте мне кончить. Допустим, я отвечу: да, я коммунист — тогда вы спросите, кого еще из коммунистов я знаю. Но если бы я был коммунистом, я никогда не назвал бы имена других членов партии, как никогда не назову даже фамилии членов своего профсоюза. Если же я отвечу: «Нет, я не коммунист», то…

— Мы не просили вас произносить речь, мистер Блау.

— Нет, не просили. Суть дела заключается в следующем. Мне тридцать семь лет. Изучая жизнь, я приобрел определенные убеждения и никогда не боялся высказывать их. Мои взгляды хорошо известны; тысячам людей я открыто говорил, во что я верю. Но вам, если вы попытаетесь заставить меня, я не скажу ничего, даже какой сегодня день недели. И так на моем месте поступил бы каждый порядочный американец…

(Продолжительные аплодисменты).

— Вы работаете в коммунистической газете «Дейли уоркер»?

— А разве вы этого не знаете?

— Неужели вы не можете ответить даже на такой вопрос, мистер Блау?

— Не понимаю, зачем спрашивать о том, что вы уже знаете. (Он снова почувствовал прикосновение руки Табачника к своему колену).

— Вы работали раньше в газете «Глоб тайме»?

— Комплект «Глоб тайме» есть в нью-йоркской публичной библиотеке.

— Видимо, вы добиваетесь, мистер Блау, чтобы мы вынесли решение об оскорблении конгресса Соединенных Штатов.

— Вы пытаетесь запугать меня, господин конгрессмен? Но знайте: если меня и может кто-нибудь запугать, то только не вы.

(В зале раздались аплодисменты и послышались неодобрительные возгласы).

— Никто не пытается запугать вас, мистер Блау. Все, что мы пытаемся сделать… все, что наша комиссия пытается сделать, это…

Фрэнсис Лэнг слушал радио, сидя в своем кабинете. В руке он держал фужер с коньяком и содовой водой. Энн Лэнг сидела рядом в кресле, а Пегги О’Брайен — за своим столиком в углу кабинета, записывая радиопередачу на стенографической машинке.

Лэнга чрезвычайно взволновало все, что он слышал. Он чего-то ждал, хотя и сам не мог бы сказать, чего именно. Он чувствовал, что жена пристально следит за ним, но избегал встречаться с ней взглядом.

…— Я знаю, что такое сила и насилие, господин председатель. Я сам применял их, защищая Соединенные Штаты Америки и их конституцию, и в случае необходимости снова применю против врагов нашего народа — внешних и внутренних.

— Вы примените их против России?

— Разве мы воюем с Россией?

— Ну, а если бы воевали?

— Попробуйте начните такую войну, господин конгрессмен, и вы в тот же день узнаете мой ответ!

— Ну, а если Россия нападет на нас?

— За тридцать лет своего существования Россия еще ни на кого не нападала.

— А на маленькую Финляндию?

— Вы, очевидно, господин конгрессмен, считаете меня и всех остальных американцев простачками.

— Почему?