Альва Бесси - Антиамериканцы

Бен заметил, что Биллингс начал ерзать в кресле, демонстративно подчеркивая свое недовольство и нетерпение, но продолжал:

— Я очень страдал, когда мой отец покончил с собой из-за того, что не смог заработать миллион на фондовой бирже и потерял все свои деньги. В качестве корреспондента одной из газет я писал о депрессии и до некоторой степени пережил ее сам в 1931 и 1932 годах…

— Ваша честь! — произнес Биллингс, лениво поднимаясь с места. — Я должен возразить против этой длинной политической тирады. Мы уже не раз слышали нечто подобное. Обвиняемый пытается использовать зал суда в качестве трибуны для подрывной, антиамериканской пропаганды.

— Полагаю, что при прямом допросе это допустимо, мистер Биллингс, — мягко возразил Айнхорн. — Я разрешаю. Вместе с тем я разрешаю последующий перекрестный допрос по данному вопросу.

— Я не намерен затрагивать область политической экономии или истории, — снова заговорил Бен. — Однако мне хочется рассказать вам один случай, который, мне кажется, поможет понять, почему я решил вступить в партию.

Беи взглянул на Сью и заметил, что она не сводит с него своих темных больших глаз. Он чуть заметно улыбнулся ей и продолжал, обращаясь, казалось, только к девушке.

— Большинство людей, на мой взгляд, всю свою жизнь занято поисками любви. Одни из них находят ее, другие, подавляющее большинство, — нет. В нашем капиталистическом обществе почти невозможно встретить истинную любовь. Мужчины ведут отвратительную борьбу с мужчинами и столь же отвратительную — с женщинами. Они используют женщин в своих интересах, и то же самое делают женщины. Таков, видимо, непреложный закон нашего строя, при котором лишь одиночки могут добиться какого-то успеха за счет всех остальных.

Испанская республика не была социалистическим государством. И если я все же стал коммунистом после поездки туда, то причиной этого явилась любовь. Да, любовь, с которой испанцы относились друг к другу, ко мне, ко всем бойцам интернациональных бригад, приехавшим в Испанию сражаться за народ, — вот что сделало меня коммунистом.

Мои слова могут показаться странными, но, в сущности, все это легко объяснить. Те, кто в течение многих веков сидел на спине испанского народа, кто пил их кровь, — сбежали. Помещики, промышленники, банкиры, военщина и церковная знать скрылись в 1936 году во франкистскую часть Испании или во Францию. Они бросили свой народ. А он взял свою судьбу в собственные руки, стал сам управлять фабриками, фермами и шахтами, заводами, отелями и трамваями, банками, школами и библиотеками.

В течение трех лет простые испанцы были хозяевами своей страны со всеми ее богатствами, и это в корне изменило взаимоотношения людей. Испанцы осуществили то, что, как утверждает библия, бог сказал Моисею в Левите: «Не мсти и не питай злобы к сынам народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя…»

Бен повернулся к присяжным.

— Однажды, когда я болел, мне посчастливилось провести две недели в семье испанского крестьянина в небольшом селении. Семья состояла из стариков, молодой женщины, муж которой лежал раненый в госпитале, и двух маленьких детей. Кстати, детишки никогда не видели настоящих игрушек, они сами мастерили их из палочек, камешков и еловых шишек.

В доме была только одна кровать — на ней спали старики. И вот они настояли, чтобы я пользовался этой кроватью, а сами ложились на грязный пол. С рассвета до захода солнца мои хозяева работали в поле. Они сами жили впроголодь, но охотно делили со мной скудную пищу. Каждое утро я находил возле своей постели стакан вина, или горсть фисташек, или чашку сушеных фиников, или просто цветок…

— Ваша честь! — с усталым видом поднялся Биллингс. — Я вынужден вторично возразить против этой душещипательной истории, против этой коммунистической галиматьи. Все, что тут было сказано, совершенно не относится к вопросу, рассмотрением которого занимается данный суд.

— Возражение отклоняется, — спокойно ответил судья Айнхорн, и Биллингс сел.

— Старая женщина, — продолжал Бен, — каждый вечер, перед тем как я ложился спать, в течение часа массажировала мне ноги, втирая какое-то народное лекарство. Когда я уезжал в свой батальон, эти простые люди плакали. Это были каталонцы, жители испанской провинции Каталонии, говорящие на особом диалекте, которого я не понимал.

Бен сделал паузу и провел рукой по лицу.

— Вот все, что я могу сказать. Не знаю, достаточно ли убедительно я говорил, но пребывание в Испании заставило меня по-новому взглянуть на жизнь. Я стал другим человеком.