Альва Бесси - Антиамериканцы

— Я сказал им, что считал нужным.

— Затем, сразу же после твоего второго допроса, Блау тоже вызвали в комиссию и спросили, знает ли он тебя.

— Ты мне надоела, — твердо и отчетливо проговорил Лэнг, направляясь к бутылке с коньяком.

— Потом его арестовали и посадили в тюрьму за лжесвидетельство. Я хочу знать, Фрэнк, — посмотри мне в глаза — я хочу знать, какое ты имеешь отношение ко всему этому. Что потребовал от тебя этот человек из комиссии и тот, другой?

— Я уже сказал, — пробормотал Лэнг, снова наливая себе вина. — Они хотели узнать, действительно ли квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Я обещал подумать.

— Фрэнк, если ты сейчас же не ответишь на мой вопрос, ты уже больше никогда не сможешь ответить.

Лэнг поднял стакан и посмотрел сквозь него.

— Да она еще смеет угрожать мне! — Он хихикнул. — Она! Мне!

— Ты собираешься выступить против него в качестве свидетеля?

Он выпил вино и повернулся к ней.

— Я еще не решил, — злобно сказал он. — А какое я приму решение, не твое дело, и пошла ты к черту!

— Я ухожу.

— Куда?

Энн направилась было к дверям, но остановилась и бросила на него презрительный взгляд.

— А ты не знаешь?

— А! Моя женушка с кислой мордочкой, кажется, покидает меня после стольких лет супружеского блаженства?

— Не называй меня так!

— А что? Это слишком мягко? — Он ухмыльнулся. — Лэнг — многоженец, Лэнг — пьяница, а теперь Лэнг — женоненавистник. Скажешь что-нибудь новенькое?

— Да, — ответила она дрожащим от гнева голосом. — Лэнг — лжец, Лэнг — трус, Лэнг — Иуда!

— Блау — Иисус Христос! — Лэнг принужденно рассмеялся.

— Он заботился о тебе, когда ты метался в белой горячке, он — вызвал меня и ждал, пока я не приехала из Парижа. Кроме того, мне припоминается один наш разговор — несколько лет назад, и…

— Какой еще разговор?

— …и я своими ушами слышала, как ты много лет восхищался им, словно влюбленный. А два месяца назад он защищал тебя перед комиссией, отказываясь отвечать, знает он тебя или нет.

— У него были на это свои причины.

— Если у него и были какие-то причины, то, во всяком случае, вполне достойные. Это и навлекло на него неприятности. Что касается твоих мотивов, то…

— Может, мне лучше всего повеситься? Ведь Иуда сделал именно так.

— Ты и повесишься, Иуда ты или нет. Ты пошел по такой дорожке, что в конце концов покончишь с собой.

— Ага! Ты заговорила, как этот знахарь Эверетт Мортон! Будет ли конец чудесам?

— Не понимаю, зачем ты женился на мне.

— Я никогда не любил тебя. Единственная женщина, которую я любил, умерла десять лет назад.

— Ты и ее не любил, — усмехнулась Энн. — Ты никогда и никого не любил, кроме себя.

— Давай уж, выкладывай все. Не забудь упомянуть о лучших годах своей жизни, потерянных со мной, о том, что тебе приходилось трудиться не разгибая спины, как говорила моя мать. Но она действительно работала, а ты с того дня, как вышла за меня замуж, и мизинцем не шевельнула. Ты только и знала, что нагуливала жир и тренькала на пианино, словно десятилетняя девчонка.

— Боже мой, какой я была до сих пор идиоткой! Но теперь я, кажется, знаю, что делать. Прощай!

— Иди к Блау! — крикнул Лэнг, когда Энн направилась к двери. — Ты и он — два сапога пара. Ему, вероятно, придется по вкусу такой лакомый кусок, как ты… Конечно, когда его выпустят из тюрьмы.

— Спасибо за совет, — ответила Энн. — Я так и сделаю.

— Это как же именно?

— Я пойду в организацию ветеранов батальона имени Линкольна и дам деньги, которые нужны для залогу — ответила Энн, выходя из комнаты.

Лэнг чуть не завыл от ярости. Ему хотелось хватать и швырять все, что попадет под руку, запустить бутылкой в зеркало, грохнуть кресло об стол, выбросить в окно пишущую машинку… Он вытянул палец по направлению к зеркалу и сказал: «Трах!» Потом приложил палец к голове: «Бах!»

«Бах! Бах! Трах! Бах!» — повторил Лэнг, пытаясь подражать звуку пистолетного выстрела. Потом замолчал, закрыл дверь кабинета и стал ходить взад и вперед, заложив руки за спину. «Хорошо, — думал он. — Иди. Иди к черту и живи с ним. Никто, кроме черта, не станет с тобой жить. Даже этот мерзавец Блау. Я не нуждаюсь в тебе. Мне никто не нужен. Мне не нужна и эта потаскушка Пегги О’Брайен: такие, как она, стоят по гривеннику за дюжину. Мне даже не нужна красная девственница Долорес Муньос». — Лэнг засмеялся. — Вот это здорово — Санта Долорес, красная девственница!

Он взял графин и отпил прямо из горлышка.