Валентина Немова - Изъято при обыске

Я (задержавшись в кухне, строго). Папка, ты опять заводишь эти разговоры.

Отец. А чо, неправда? Какие налоги платили при Сталине? Ты из меня хоть ремни вырезай, не совру. Скоро корову увидим лишь на картинке. И все это советская власть.

Я. Никто не спорит, в сельском хозяйстве у нас завал. Но зато промышленность на высоте. Это главное. И это заслуга советской власти. Без такой техники не только Советов, России не было бы уж в помине.

Отец. Может, и лучше было бы…

Я (гневно). Что ты говоришь, папка!

Мама. Что он говорит! Повторяет речи отца своего. Раньше, раньше… Отец твой да мачеха жили раньше. А дети все батраками были у них.

Он за родителя — ремни вырезай, а под венец пошел в его брюках; пришли домой — мачеха тут же его в одних подштанниках оставила. Мы с тобой работали на старших, а получали шиш. Мыло и то на свои деньги купи. А где у нас свои деньги? Бывало, работаем с утра. Солнышко уже в обед. А мы еще и не завтракали. Пойдет Галя, отвернет кусок черного хлеба, так уж она, мачеха, пыхтит, пыхтит; как посмели без спросу! А сейчас и война была, но с голоду редко помирали. Нет, отец, кабы не эта власть, не эти законы, нас бы с тобой давно уже не было. Ты сколько раз на курорт ездил? Семь или восемь?

Отец. Восемь.

Мама. Ну, вот. А при твоем царизме так бы и сковырнулся.

Я (вышла, чтобы взять бумагу и ручку и записывать разговор)

Отец (невозмутимо). Это меня бог на курорт посылал.

Мама (весело). Валентина! Валентина! Иди скорее сюда!

Я (вошла).

Мама. Слушай, что отец говорит.

Отец (дотянувшись, зажимает жене рот рукой, хохочет).

Мама (высвобождаясь, смеясь). Отец говорит, что это бог его на курорт отправляет.

Отец (серьезно, убежденно). Да, бог мне такую судьбу создал, чтобы я всю свою семью до дела довел. Выучил бы дочерей своих.

Мама. Что же он мне ничего не создал? Я вот на производстве не работаю, и бог на курорт меня не берет.

Входит дед.

Действие II.

Та же кухня. Стол придвинут к кровати. За столом я, мама, отец, дед. Он держит ладошку возле уха. Мама хлопочет, наливая ему настойку из графина, подавая закуску. Кроме дедушки, никто не пьет. Отец, сидя на кровати, топает ногой под столом в такт какой-то незамысловатой мелодии, которую сам же еле слышно, себе под нос напевает, радуясь приходу своего отца. Я, разложив на коленях тетрадь в толстом переплете, пишу.

Я (не переставая писать). Как это ты не понимаешь, папка, что жизнь наша становится все лучше и лучше год от года?

Отец (перестав топать). А что ты мне доказываешь? Я сам не знаю, что ли? Ты иди вон лодырю какому-нибудь или жулику вправляй мозги, а мне не надо. Я работаю. Людям не мешаю.

Я. Нет, погоди, ты же против этого строя. Еще бы не хватало; чтобы ты вредил. Ты же понимаешь, как можно вредить государству. Взрывать заводы, уничтожать строения. Но что это значит? Лишать людей работы, жилья, жизни. Ты этого, безусловно, не хочешь.

Отец. Ну, что ты мелешь? Разве я враг людям?

Я. Но ты пойми: наше государство — это наши люди.

Отец (недоверчиво). Ага…много ты понимаешь…

Дед (вытирая усы). Конечно, сейчас мы хорошо живем. Никто не хает. Но без собственности мы пропадем…Валентина! Ты что про нас пишешь? Что про нас скажешь?

Я (продолжая писать). Где?

Дед (оставив мой вопрос без внимания). Говори. Что мы хорошие люди, умные. У меня, конечно, ум громкий, да чин маленький. Но внучки мои будут ученые. Будь ученой Валентина, да смотри, шибко вперед не лезь. А то всякие начальники бывают. Увидят, что больно прыткая: пшик — тебя не станет. Как Гришка Толстиков. Наш деревенский. Маленький еще был, а уже говорил: я их всех унистожу. Его хотели застрелить — он убежал. Приехал, как и мы, сюда. Тоже говорит: всех унистожу. Я ему говорю: смотри, Гришка! А он свое твердит: всех унистожу. Началась война? Его и стурили. Нет больше Гришки… Маруськ, Маруськ, что скажу.

Мама (доверчиво, не ожидая подвоха) Что?

Дед (хохочет). Ты дура.

Мама (с достоинством, наливая свекру настойки). Дура? А вашего ума не попрошу.

Дед (мне). Валентина, Валентина! Слушай отца, он правильно говорит. Если бы его правителем поставили, он бы все рассудил.

Отец. Я знаю, больше тебя знаю. Что я, вру? Никогда не врал, не говорил из своей выдумки. Всегда и везде были богатые и бедные.

Я. Совершенно верно. Богатые и бедные. Но кто был богат и кто беден. В этом суть социального строя.

Отец. Всегда богатые были те, кому богатство по поколению доставалось. И они жили хорошо.

Я. И могли не трудится. Разве это справедливо? Теперь же богат тот, кто трудится. И лучше других. Разве это несправедливо?