Айн Рэнд - Мы живые

– На смерть идешь, товарищ Таганов, – десять против одного.

– Это не имеет значения, товарищ командир, – ответил Андрей.

– Ты уверен, что справишься?

– Прежде справлялся, товарищ командир, они уже созрели. Нужен лишь последний толчок.

– Пролетарское спасибо тебе, товарищ Таганов.

Затем те, в других окопах, увидели, как он вскарабкался на насыпь. Он поднял руки вверх на фоне темного неба; тело его казалось особенно высоким и стройным. С поднятыми руками он пошел к окопам белых; он не торопился, его шаги были тверды. Травинки поскрипывали, ломаясь под его ногами, и этот звук заполнил всю долину. Белые смотрели на него и молчаливо ждали.

Он остановился всего в нескольких шагах от их окопов. Он не мог видеть сотен винтовок, направленных ему в грудь; но он знал, что они есть.

Он резко снял кобуру с ремня и швырнул на землю.

– Братья! – закричал он. – У меня нет оружия. Я здесь не для того, чтобы стрелять. Я хочу всего лишь сказать вам несколько слов. Если вы не хотите их слышать – стреляйте в меня.

Офицер вскинул пистолет, другой остановил его руку. Ему не нравились взгляды их солдат; в руках они держали винтовки, но они не были направлены в незнакомца; было безопаснее дать ему высказаться.

– Братья, зачем вы воюете с нами? Вы убиваете нас за то, что мы хотим, чтобы вы жили? За то, что мы хотим, чтобы у вас был хлеб и земля, на которой растить его? За то, что мы хотим открыть вам дверь из вашего хлева в государство, где вы будете людьми, которыми вы рождены, но забыли это? Братья, за ваши жизни сражаемся против ваших же винтовок! Когда наш – и ваш – красный флаг взметнется…

Короткий, резкий выстрел прозвучал так, словно в долине что-то лопнуло, и крошечное голубое пламя вырвалось из револьвера офицера, совсем рядом с его посиневшими губами. Андрей Таганов вздрогнул, его руки очертили круг на фоне неба, и он повалился на изрытую землю.

Затем раздались еще выстрелы в окопах белых, но ни одного с другой стороны. Тело офицера выбросили из окопа, и белогвардеец, протянув руки к красным солдатам, закричал: «Товарищи!» Послышалось громкое «ура!» и топот сапог по долине, замелькали красные флаги; руки подняли тело Андрея, его лицо на черной земле было белым, грудь была теплой и липкой.

Затем красноармеец Павел Серов прыгнул в окопы белых, где красные и белые солдаты трясли друг другу руки, и закричал, стоя на куче мешков: «Товарищи! Позвольте мне поздравить вас с пробуждением классового сознания! Еще один шаг в истории на пути к коммунизму! Долой проклятых буржуев-эксплуататоров! Долой кровопийц, товарищи! Кто не работает, тот не ест! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Как сказал товарищ Карл Маркс, если мы, класс…»

Андрей Таганов оправился после ранения через несколько месяцев. Остался шрам на груди. Шрам на виске он получил позже, в другом бою. Он не любил говорить об этом другом сражении, и никто не знал, что произошло после сражения.

Это был бой под Перекопом в 1920-м, когда Крым в третий и последний раз перешел в руки Советов. Когда Андрей открыл глаза, он увидел лишь белый туман, навалившийся ему на грудь, тяжелым грузом прижав к земле. В тумане маячило что-то красное и пылающее, прокладывая дорожку к нему. Он открыл рот и вдруг увидел, как туман вырывается из его губ, растворяясь в таком же тумане сверху. Затем он подумал, что очень холодно, и именно холод приковал его к земле такой болью, словно иглы пронзали каждый его мускул. Он сел; в следующее мгновение он понял, что это был не только холод в мышцах, а еще темная дыра с кровью на бедре и кровь на правом виске. Он понял также, что белый туман не плотно прилегал к груди; оставалось достаточно места, чтобы встать; туман висел высоко в небе, и алый рассвет вдалеке пронзал его красной нитью.

Он встал. Звук его шагов по земле казался слишком громким в бездонной тишине. Он откинул волосы с глаз и подумал о том, что белый туман – это замерзшее дыхание людей, находившихся рядом. Но он понимал, что эти люди больше уже не дышат. Кровь выглядела коричневато-фиолетовой, и он не мог определить, где заканчивались тела и где начиналась земля и были ли белые пятна хлопьями тумана или лицами людей.

У своих ног он увидел тело с флягой на бедре. Фляжка не пострадала, но тело не двигалось. Он наклонился, красная капля крови с его виска упала на флягу. Он начал пить.

Чей-то голос произнес: «Дай глотнуть, брат». К нему через рытвину подползало нечто, оставшееся от человека. На нем не было шинели, лишь белая рубашка и сапоги, которые тащились вслед за рубахой, хотя казалось, что с туловищем их ничего не связывает.