Айн Рэнд - Мы живые

– Я понимаю, что будет публичный процесс с полным освещением в газетах и радиорепортажами из зала суда?

– Именно так, товарищ Таганов.

– А что, если гражданин Коваленский скажет слишком много? Что, если он назовет имена?

– Вряд ли, товарищ Таганов. С этими господами легко договориться. Ему будет обещана жизнь, если он скажет только то, о чем его попросят. Он будет ожидать помилования, даже если ему вынесут смертный приговор. Вы знаете, можно давать обещания, но вовсе не обязательно всегда их выполнять.

– А когда его поставят лицом к стенке – микрофона перед ним уже не будет?

– Абсолютно точно.

– И конечно, вы не будете упоминать о том, что до того, как гражданин Коваленский нанялся к этим особам, он не мог устроиться на работу и умирал от голода?

– Что такое, товарищ Таганов?

– Так, одно предположение. Также важно будет объяснить, как это дворянину без гроша в кармане удалось взять нашу экономику за горло.

– Товарищ Таганов, вы обладаете удивительным даром ораторского искусства. Слишком удивительным даром, что не всегда является ценным качеством агента ГПУ. Вам следует быть очень осторожным, чтобы в один прекрасный день вас не оценили по достоинству и не назначили на какую-нибудь «чудесную» должность – где-нибудь в Туркестане, например, – где вам представится хорошая возможность проявить свои способности. Подобно товарищу Троцкому, например.

– Я служил в Красной армии под командованием товарища Троцкого.

– На вашем месте, товарищ Таганов, я не стал бы вспоминать об этом слишком часто.

– Хорошо, я постараюсь забыть это.

– Сегодня в шесть часов вечера, товарищ Таганов, вы явитесь с обыском на квартиру гражданина Коваленского с целью обнаружения дополнительных фактов и документов, относящихся к делу. Вам также поручается арестовать гражданина Коваленского.

– Есть, товарищ начальник.

– У меня к вам все, товарищ Таганов.

– Разрешите идти?

Начальник экономического отдела ГПУ осклабился, показывая свои десны, и холодно обратился к товарищу Павлу Серову:

– В будущем, товарищ Серов, посвящай свои литературные труды исключительно вопросам, касающимся твоей работы на железной дороге.

– Да, конечно, не беспокойся.

– Напоминаю тебе, что в данном случае следует беспокоиться не мне.

– Черт, а я чуть в штаны не наделал. А что поделаешь? Нервы-то не железные!

– Да, вот только жизнь у нас одна.

– Что… что ты имеешь в виду? Письмо ведь у тебя?

– Уже нет.

– Где оно?

– В печке.

– Спасибо, друг.

– У тебя есть все основания благодарить меня.

– Конечно, конечно. Я тебе очень признателен. За добро нужно платить добром. Услуга за услугу… или как там говорится? Ты – мне, я – тебе. Я держу язык за зубами о некоторых делах, а ты заставляешь заткнуться тех, кто интересуется моими грешками. Как старые, добрые друзья.

– Не все так просто, Серов. Твоего разлюбезного друга – гражданина Коваленского – необходимо будет отдать под суд.

– Ты думаешь, я буду рыдать по этому поводу? Я только буду рад стать свидетелем того, как этому надменному дворянчику свернут его холеную шею.

– Вашему здоровью, товарищ Морозов, необходимы длительный отдых и перемена климата на более теплый, – объяснил сов-служащий. – Вот поэтому, в связи с вашим уходом по состоянию здоровья, мы предоставляем вам путевку в дом отдыха. Ясно?

– Да, я понимаю, – пробормотал Морозов, вытирая пот со лба.

– Это оздоровительный санаторий в Крыму, приятный и тихий, вдали от городского шума. Он пойдет на пользу вашему здоровью. Я бы порекомендовал вам провести там, скажем, месяцев шесть. Я бы не советовал вам спешить с возвращением, товарищ Морозов.

– Нет, я спешить не буду.

– И еще один мой вам совет, товарищ Морозов. Из газет вы узнаете о судебном процессе над неким гражданином Коваленским, осужденным за спекуляцию. С вашей стороны было бы благородно, если бы в санатории не знали о вашей осведомленности в данном деле.

– Конечно, конечно. Я ничего не знаю и ничего никому не скажу.

Совслужащий наклонился к Морозову и конфиденциально шепнул ему:

– Будь я на вашем месте, я бы не пытался пускать в ход связи, чтобы помочь Коваленскому, даже если ему грозит вышка.

Морозов поднял на него взгляд.

– Чтобы я пустил в ход связи? Помочь ему? Зачем это мне? – произнес он, растягивая слова и срываясь на хныканье; при этом его широкие ноздри дрожали мелкой дрожью. – У меня нет с ним ничего общего. Владельцем магазина был он. Он один. Можете справиться в регистрационных документах. Он один. Ему не удастся доказать, что я что-либо знал. Он – единственный владелец. Лев Коваленский – можете проверить.