Айн Рэнд - Мы живые

– Денег? Лев Сергеевич, душа моя, у нас будет столько денег, что вы будете сворачивать папиросы из десятирублевых купюр. Будем делить их на три части, вы ведь понимаете, я, вы и наш приятель-коммунист. Придется маленько подмазать его друзей с железной дороги, и дать на лапу управдому, и оплачивать вашу квартиру – вот наши расходы. Но вы должны помнить, что вы – единственный владелец магазина. Это ваш магазин, под вашей вывеской. А мне надо думать о своей должности в Государственном пищетресте. Если бы у меня был частный магазин, зарегистрированный на мое имя, меня бы вышибли с моей должности. А я должен сохранять это место. Вы увидите, как оно нам еще пригодится.

Он подмигнул Лео. Лео не улыбнулся в ответ, но сказал:

– Не волнуйтесь. Я не боюсь.

– Тогда договорились, а? Друг мой, через месяц вы не поверите, что могли жить вот так, как живете сейчас. Ваши впалые щеки округлятся, вы прекрасно оденете Киру Александровну, купите бриллиантовый браслет, а может быть, два браслета. А потом, может быть, автомобиль и…

– Лео, ты сошел с ума?

Стул Киры с грохотом отлетел к стене, а лампа закачалась, дергаясь и тонко, стеклянно звеня. Она стояла, и три испуганных лица было повернуто к ней.

– Ты что, разыгрываешь меня? Или ты совсем потерял голову?

Лео медленно откинулся назад, глядя на нее, и холодно спросил:

– Когда это ты получила право разговаривать со мной таким тоном?

– Лео! Если это – новый способ самоубийства, то есть ведь способы и намного проще!

– Кира Александровна, вы излишне трагичны, – холодно заметила Антонина Павловна.

– Ну, будет, будет, Кира Александровна, душа моя, – сказал Морозов дружелюбно, – сядьте и успокойтесь, и давайте спокойно все обговорим. Незачем так волноваться.

Она закричала:

– Разве ты не видишь, что они делают? Ты для них – только живая ширма! Они вкладывают деньги. Ты же вкладываешь свою жизнь!

– Я рад, что от нее будет хоть какая-то польза, – резко сказал Лео.

– Лео, послушай, я буду спокойна. Я сяду. Послушай меня: не делай таких вещей с закрытыми глазами. Взгляни на это, обдумай: ты ведь знаешь, какая сейчас тяжелая жизнь. Ты ведь не хочешь сделать ее еще тяжелее, ведь так? Ты ведь знаешь, в каком государстве мы существуем. Очень сложно не попасть под его колеса. Ты что, хочешь, чтобы оно стерло тебя в порошок? Разве ты не знаешь, что тех, кого поймали на преступной спекуляции, ждет расстрел?

– По-моему, Лео уже сказал, что не нуждается в советах, – сказала Антонина Павловна, изящно держа сигарету на отлете.

– Кира Александровна, – запротестовал Морозов, – незачем так резко осуждать простое деловое предложение, которое совершенно разумно и почти законно…

– А вы помолчите, – прервал его Лео и повернулся к Кире. – Послушай, Кира, я знаю, что преступнее и хуже сделки, чем эта, нельзя и придумать. И я знаю, что рискую своей жизнью. И я все же хочу это сделать. Ты понимаешь?

– Даже если я попрошу тебя не делать этого?

– Ничто из того, что ты скажешь, не переменит моего решения. Это мерзкое, низкое и бесчестное дело. Несомненно. Но кто втянул меня в него? Ты что думаешь? Что я всю оставшуюся жизнь буду побираться, умолять, чтобы меня взяли на работу и голодать, медленно умирая? Я вернулся уже две недели назад. Разве я нашел работу? Разве мне хотя бы пообещали ее? Они расстреливают тех, кто спекулирует продуктами? Так почему же они не дают нам возможность делать что-либо другое? Ты не хочешь, чтобы я рисковал своей жизнью. А что такое моя жизнь? У меня нет работы. У меня нет никакого будущего. Я не смог бы делать то, что делает Виктор Дунаев, даже если бы меня заживо варили в масле! Рискуя жизнью, я рискую очень немногим.

– Лев Сергеевич, душа моя, – вздохнул Морозов в восхищении, – как вы умеете говорить!

– А вы можете идти, – сказал Лео. – Увидимся завтра, Морозов, и посмотрим этот ваш магазин.

– Лео, я удивлена, – заметила Антонина Павловна, поднимаясь с достоинством, – если вы позволяете, чтобы на вас влияли, и, похоже, не цените ту возможность, которую мы вам предоставили. А я-то думала, что вы будете благодарны и…

– Кто это должен быть благодарным? – резко и грубо спросил он. – Я нужен вам, а вы нужны мне. Это деловое соглашение. Вот и все.

– Конечно, конечно, именно так, – сказал Морозов, – и я ценю вашу помощь, Лев Сергеевич. Все в порядке, Тоня, душа моя, успокойся, и мы обговорим все детали завтра.

Он широко расставил ноги и поднялся с трудом, упершись руками в колени. Его тяжелый живот вздрагивал, когда он двигался, и от этого он казался почти голым, несмотря на мятый костюм. У двери он повернулся к Лео: