Цви Прейгерзон - Когда погаснет лампада

Отец его был ремесленником, простым человеком. До революции он зарабатывал на хлеб изготовлением шерстяных и полотняных талесов [23] Талес (талит) — молитвенное покрывало. . Шмуэль Штейнберг, обладатель лавки и обширной бороды, скупал у него продукцию и продавал ее на все стороны света. Лавка Штейнберга была полна разного добра. Молитвенники и свитки, книги агады [24] Агада — вид талмудической литературы. и всевозможные ритуальные предметы, открытки и шофары — чего там только не было! Шмуэль Штейнберг обеспечивал этими крайне необходимыми вещами, в том числе и талесами Вениаминова отца, всех евреев от Пашутовки до самых дальних ее окрестностей.

А кроме этого, можно было найти в лавке и книги на иврите: как учебники и научную литературу, так и беллетристику разного вида. Дядя Вениамина со стороны матери, Ханих Альпер, числился среди постоянных потребителей этого товара. Он происходил из весьма просвещенной семьи, с юности любил и хорошо знал иврит. На его книжных полках стояли книги, альманахи и подшивки журналов, которые издавались тогда в России и за границей. Вениамин любил дядю Ханиха и его жену Перл. В их доме всегда царил особенный покой, исходивший от книжных переплетов. Комнаты словно сияли каким-то чистым светом, хозяева говорили негромко, ходили мягкими неслышными шагами. Сын Альперов Липа был ровесником Вениамина, и мальчики подружились.

В первые годы после революции лавка Штейнберга прекратила свое существование. Отец уже не ткал талесы, а поступил в кооператив и теперь изготавливал полотенца, скатерти и ткани для сахарного производства. Кончился спрос на талесы.

Но шкафы дяди Ханиха были по-прежнему полны книг с ивритскими буквами на корешках, буквами святости и буквами буден. Днем дядя работал в конторе, а вечером и в выходные водружал на нос очки и усаживался читать. Был он поистине книжным человеком, достойным представителем народа Книги. Возможно, и сам сочинял потихоньку песни и стихи — не исключено, что была у дяди Ханиха такая слабость. А кроме того, посвящал он немало времени Вениамину, обучая своего племянника языку, Танаху [25] Танах — аббревиатура названий разделов еврейского канона Библии: Тора, Невиим (Пророки), Ктувим (Писания). , начальным основам Талмуда и ивритской грамматике по трехтомному учебнику Гордона [26] Шмуэль-Лейб Гордон (1867–1933) — поэт, переводчик, преподаватель иврита. . Это открыло перед мальчиком дверцы дядиных шкафов. В те дни, десять лет тому назад, впервые овладела Вениамином страсть к чтению. Одну за другой проглатывал он книги из библиотеки дяди Ханиха и через несколько лет прочитал почти все — от подшивок «А-Цофе» до томов альманаха «А-Ткуфа» [27] «А-Цофе» («Обозреватель») — литературно-философский журнал, выходивший в 1910–1914 и затем в 1921–1931 годах в Будапеште. «А-Ткуфа» («Эпоха») — литературный альманах на иврите, выходивший раз в квартал с 1918 по 1950 год сначала в Москве, а затем в Варшаве, Берлине, Нью-Йорке и Тель-Авиве. .

Но не впустую ли потратил тогда Вениамин свое время? Ведь знание иврита уже не считалось в нашей стране чем-то, заслуживающим даже минимального внимания. Мертвый язык. И в самом деле, пропала, выброшена была за ненадобностью вся та древняя культура, которую впитали наши отцы с материнским молоком, которую изучали в хедерах и домах молитвы, в школах и ешивах [28] Ешива — высшее религиозное учебное заведение. . Уничтожен был сам институт меламедов и учителей иврита; не стало творцов ивритской литературы и поэзии, исчезли многочисленные авторы, чьи тексты заполняли страницы журналов, газет и альманахов. Воцарилась мертвая тишина, и лишь немногие упрямые любители языка остались на обломках некогда великолепного здания — лишь они еще время от времени открывали тайком ту или иную уцелевшую ивритскую книгу. Рассеялись и былые читатели: настежь распахнулись прежде запертые ворота, и еврейская молодежь массами устремилась в большие города, оставляя позади захолустные местечки, талес и тфилин, цицес и мезузу [29] Тфилин — молитвенные принадлежности, закрепляемые на лбу и на левой руке; цицес (цицит) — кисти, которые, согласно Торе, евреям положено носить на краях одежды; мезуза — прикрепляемый к косяку двери футляр, содержащий пергамент с текстом молитвы. , а с ними — и ивритскую книгу.

А коли так, то зачем тешить себя иллюзиями? Да, впустую пропали те годы, которые растратил Вениамин на мертвые книги мертвого языка. Та же судьба постигла и автора этих строк… Кто же мог знать, что промчатся годы и придет день, когда сядет он за письменный стол в тиши запертой комнаты, и рука сама начнет заполнять бумажный лист тесными рядами ивритских букв — заполнять справа налево! — и душа его, как раненая птица, найдет себе убежище между строчками.