Адольфо Касарес: О форме мира

Однажды вечером, в понедельник, в начале осени 1951 года, молодой Корреа, ныне известный многим под прозванием Географ, стоял на пристани в Тигре[1] и поджидал катер, которым должен был добраться до острова своего приятеля Меркадера — туда он удалился, чтобы готовиться к экзаменам за первый курс юридического. Конечно, остров этот был всего-навсего безымянным клочком суши, где в гуще кустов торчала хижина на деревянных сваях, — дикое место, затерянное посреди обширной дельты, в лабиринте проток и ивняка. «Сидя там один, в компании комаров, — предупреждал его Меркадер, — ты волей-неволей начнешь грызть науку. Когда пробьет твой час, ты обскачешь всех». Сам доктор Гусман, старый друг семьи, по ее поручению благосклонно следивший за первыми шагами молодого человека в столице, одобрил этот план и нашел, что такая краткая ссылка не только своевременна, но и необходима. И однако за три прошедших дня островитянин Корреа не прочел предусмотренного числа страниц. Суббота ушла у него на приготовление обеда — он жарил мясо на углях и потягивал мате, — а в воскресенье он поехал посмотреть игру «Экскурсантов» с «Ураганом», потому что, честно говоря, не испытывал ни малейшего желания раскрывать книги. Два первых вечера он садился с твердым намерением серьезно поработать, но его сразу же начинало клонить в сон. Эти вечера вспоминались ему как долгий ряд вечеров, и теперь его мучили угрызения совести и горечь от бесполезных усилий. В понедельник молодому человеку пришлось опять поехать в Буэнос-Айрес, чтобы отобедать с доктором Гусманом и сдержать слово, данное нескольким землякам, сходить вместе в театр «Майпо» на дневной спектакль. Стоя на берегу в ожидании катера, который почему-то запаздывал, он думал, что сейчас время уходит впустую не по его вине, но впредь надо не терять ни минуты, ибо день первого экзамена приближался.

Потом одна забота сменилась другой. «Как мне быть, — спрашивал он себя, — если лодочник не знает, где остров Меркадера? (Тот, кто вез его в воскресенье, знал.) Я совсем не уверен, что смогу его указать».

Люди на пристани разговорились. Держась в стороне, облокотившись о перила, Корреа смотрел на противоположный берег, на деревья, расплывчатые в темноте. Собственно говоря, и при ярком солнце этот пейзаж казался бы ему не менее туманным — Корреа был новым человеком в здешних краях, так не похожих на привычные; дельта напоминала ему Малайский архипелаг — места, о которых он столько мечтал на уроках в своем родном городке, уткнувшись в книгу Сальгари, обернутую в коричневую бумагу, чтобы святые отцы приняли ее за учебник. Начал накрапывать дождь, и молодому человеку пришлось укрыться под навесом, возле говорящих. Почти сразу же обнаружилось, что тут шел не один разговор, как он предполагал, а три — по меньшей мере три. Какая-то девушка, уцепившись за руку мужчины, жалобно повторяла: «Нет, тебе не понять моих чувств». Ответ мужчины заглушил звучный голос, говоривший: «Этот проект, который теперь кажется таким простым, был встречен в штыки по причине ошибочного представления о континентах». После некоторого молчания тот же голос — быть может, голос чилийца — продолжал радостным тоном, словно сообщая хорошую новость: «К счастью, Карл самым решительным образом поддержал Магеллана». Корреа хотел бы услышать, о чем говорят мужчина и девушка, но тут всплыл третий разговор — о контрабандистах; он перекрыл все остальные и напомнил молодому человеку книгу о контрабандистах или пиратах, которую он так и не прочел, потому что на картинках были изображены люди из прошлых веков, в коротких штанах, камзолах и слишком свободных рубахах, и от одного взгляда на них ему становилось скучно. Корреа сказал себе, что как только доберется до острова, немедленно сядет за книги. Потом подумал, что очень устал, что не сможет сосредоточиться. Самым разумным было бы поставить будильник на три утра и немножко поспать — надо отдать должное, постель там была очень удобной, — а потом, на свежую голову, начать заниматься. Он с грустью представил себе звонок будильника, промозглый предрассветный час. «Впрочем, что я себя расхолаживаю, — подумал он. — На острове только и остается, что зубрить. Придя на экзамен, я обскачу всех».

Его спросили:

— А вы что думаете?

— О чем?

— О контрабанде.

Сейчас нам кажется (но сейчас мы знаем, к чему это привело), что самым правильным было бы ответить ничего не значащими словами. Но спор увлек его, и, еще не подумав толком, он уже услышал собственный ответ: