Фрэнк Йерби - Изгнанник из Спарты

Аристон ощутил, как прохладный, ласковый ветерок вдруг освежил его мокрые от пота, темно-золотистые волосы. Он остановился и обернулся. Сзади стоял Орхомен. Он ухмылялся и держал шлем в руках.

- Прекрасный дуралей, мой обожаемый враг, - промурлыкал Орхомен. - Я дарую тебе жизнь!

И с размаху огрел Аристона по голове тяжелым бронзовым шлемом.

Глава X

Оттуда, где он стоял, изо всех сил натягивая цепи, которыми его приковали к переборке, - он надеялся, что эта боль заглушит другую, разрывавшую душу, - Аристон мог смотреть вдаль. Ему вдвойне повезло. Во-первых, Клеон, сознавая всю ценность пленников, приказал поместить их на баке, а не в трюме, где несчастные видели бы лишь ноги гребцов, сидевших на скамьях над ними. А во-вторых, благодаря своей красоте и тому восхищению, которое вызвал у врагов его последний самоубийственный поступок, Аристона поместили в самом удобном месте, где он мог не только смотреть по сторонам, но и дышать свежим воздухом, пропитанным морской солью.

Так что теперь Аристон висел на цепях, раскачиваясь вместе со скрипящей посудиной, и глядел, как весла мчат ее по морю. Зрелище было завораживающим: длинные весла вгрызались в синюю воду, потом взлетали вверх, ослепительно сияли, сверкали серебром, проносились плашмя, уходили вперед, опускались и снова вгрызались в воду. Три ряда гребцов махали длинными широколопастными веслами очень слаженно, в унисон. И неспроста, ведь афиняне доверяли весла лишь свободным гражданам, а не рабам. Поэтому гребцы относились к своему делу с гордостью, и изящество,

проворство афинских судов резко контрастировало с неуклюжестью спартанских кораблей.

"Так, значит, - подумал Аристон, - гордость - это самое главное свойство человеческой натуры?"

Над головой юноши, чуть позади, трепетал надутый, словно бурдюк с вином, треугольный парус. Ветер дул почти прямо в корму. Даже в этом боги, в которых он уже не верил, покровительствовали афинянам. Крутой нос триремы, пропарывавший темную воду, оставлял перья белоснежной пены. Идя на такой скорости, они уже завтра на закате увидят порт Пирей. А дальше что?

Этот вопрос неотступно преследовал каждого пленника, прикованного к палубе афинского военного корабля, пока не продолбил им голову, словно молот келеуста, весельного мастера. Спартанские пленники начали проявлять черты характера, за которые их ненавидели по всей Элладе. Дома спартанцы вели себя скромно, с достоинством, даже благородно. Это восхищало заезжих гостей, считавших сынов Спарты какими-то особыми людьми. Однако едва спартанец оказывался вырванным из привычной обстановки, эти качества исчезали словно по волшебству, и он вмиг становился жадным, противным хамом, для которого нет ничего святого.

И хотя среди двухсот девяноста двух пленников был только сто двадцать один спартанец, а остальные илоты, которых заставляли служить оруженосцами и помогать хозяевам в бою, а также несколько легковооруженных периэ-ков, не успевших удрать с поля боя, спартанцев казалось вдвое больше: так громко они стенали. Теперь, отдохнув, отъевшись и предаваясь вынужденному безделью, а стало быть, имея время подумать, они начали постепенно осознавать всю глубину своего позора. И, как часто бывает с людьми, которым понятно, что их поведение отнюдь не безупречно, они начали искать оправдания и вспоминали войну во всех подробностях, пытаясь найти причины - внешние, конечно, не имевшие отношения к их драгоценному "я", - своего поражения.

- Надо было оставить собак-илотов на кораблях и взять побольше людей! прорычал один из пентекостов. - Будь у нас побольше воинов, мы бы с честью...

Однако существуют два места на земле, где люди абсолютно равны. Это могила и плен.

- С честью? - вдруг расхохотался илот, прекрасно зная, что его хозяин тоже прикован к переборке"и не сможет заткнуть ему рот. - Разве у спартанцев есть честь, господа мои? Орест, первый из ваших царей, убил собственную мать за то, что она наставила рога своему мужу Агамемнону, а потом и вовсе его прикончила. А вы проиграли битву, потому что среди вас есть фармакос...

- Ах ты, собака! - взревел пентекост. - Да я тебя...

- Ничего ты мне не сделаешь, ты тоже в кандалах! - сказал илот. - Но коли уж вам так нужно объяснение вашей злой судьбы, то вот оно! Видите вон того хорошенького маленького педераста? Миленького развратничка, которого любовник огрел по башке, чтобы спасти ему жизнь? Он тоже вел себя с честью, да? И даже пытался в конце напасть на афинян. О, мои господа! Спартанская честь! Спартанская храбрость! Вот вам пример. Он ведь смел, как лев, не так ли?