Фрэнк Йерби - Изгнанник из Спарты

- В любом случае, когда она объявится, задержи ее под каким-нибудь предлогом. И пошли за мной раба.

-А ты?

- Примчусь сюда, с глазами навыкате и пеной на губах, сгорая от безумной страсти, и изображу попытку зверского изнасилования. Так напугаю ее, что...

- Ягненочек, - нежно проворковала Парфенопа.

- Ну что еще? - недовольно осведомился Аристон.

- Знаешь, ты очень привлекательный мужчина.

- И что?

- Допустим, она не испугается. Допустим, она просто скажет: "Секундочку, дорогой!", - сбросит с себя пеплос и уляжется перед тобой в сладостной истоме.

- Не уляжется. Ну а в случае чего меня тут же охватят угрызения совести, я вдруг вспомню, что она сестра Дана, захочу вскрыть себе вены во искупление нанесенного ей оскорбления и...

- Ив результате она влюбится в тебя без памяти.

- Ну тогда я не знаю, - простонал Аристон. - У тебя есть другие предложения?

- Есть. Я пошлю за тобой, но ты поговоришь с ней серьезно, как любящий брат. Скажешь, что Данай - а она его обожает настолько же, насколько презирает двух остальных - будет страшно потрясен, если она испортит свою репутацию. Я думаю, что тебя она послушает. Твои слова, подкрепленные твоей мужской красотой, должны произвести на нее куда большее впечатление, чем слова любой женщины. Ягненочек, ты ведь поможешь мне, пока эта хитрая маленькая ведьма меня не погубила?

- Ну разумеется, Парфенопа, - заверил ее Аристон.

Однако прежде чем им удалось осуществить свой план, произошли события, в корне изменившие ситуацию. Все началось в тот день, когда Аристон получил записку от

Даная, в которой говорилось, что флот под командованием стратегов Никия и Алкивиада на следующий день отплывал к берегам Сицилии для осады Сиракуз. Впоследствии оказалось, что Данай ошибся или был введен в заблуждение, но это мало что меняет. Аристон, естественно, тут же отправился проститься с лучшим другом. Однако выходя из своей конторы, куда он заходил дать распоряжения десятнику по эргастерии, он увидел Сократа, поднимающегося в гору в его направлении.

Он остановился. Визит к Дану можно отложить на час-другой. Ничто не могло сравниться с тем высочайшим интеллектуальным наслаждением, которое Аристон получал от общения с этим старым уродливым мудрецом.

Да и откуда мог он знать, наблюдая за тучной фигурой, с трудом преодолевающей подъем к эргастерии, что эта задержка будет иметь столь ужасные последствия.

Глава XVI

Сократ поднял щит и вынес его через дверь эргастерии на солнечный свет. Оказавшись снаружи, он стал внимательно рассматривать его.

Аристон улыбнулся. В мастерской, разумеется, было темно и дымно, но дело было вовсе не в этом. Для того чтобы хорошенько рассмотреть изображения на щите, философу было бы достаточно подойти к одной из печей, в которых выплавлялась бронза. В сущности, каждые несколько минут кто-либо из рабочих заливал жидкий металл из ковша в одну из литейных форм; при этом весь цех озарялся ярким светом, по силе не уступающим солнечному, так что Сократ мог увидеть все, что хотел. На самом деле ему мешал шум.

Аристон, бывавший здесь практически каждый день на протяжении вот уже почти восьми лет, привык к адскому грохоту печей, работающих на форсированной тяге; огромные кузнечные мехи, приводимые в действие мускулистыми руками самых сильных его рабочих, буквально вгоняли в них воздух. К этому нужно прибавить непрекращающийся стук молотков по листовому металлу, наложенному на пресс-формы из твердого дерева - таким образом выковывались надписи и барельефные изображения; шипение, издаваемое закалочными ваннами при погружении в них лезвий мечей и наконечников копий; наконец, тяжелые удары

молотов о наковальни. Но привычное ухо почти не замечало весь этот жуткий шум; во всяком случае, он нисколько не отвлекал Аристона от философских размышлений на разные темы, как-то: где грань между защитой свободы и неприкрытой агрессией, можно ли вообще оправдать производство оружия, не является ли война, какими бы благородными мотивами ни руководствовались воюющие, в конечном итоге просто убийством?

Однако Сократ не привык к оглушительному грохоту оружейной мастерской. У него закружилась голова, к тому же, как и всегда, старику хотелось поговорить. Эти разговоры - столкновение умов, изучение мотивов и мыслей, проникновение в глубины человеческих душ и выявление их сути (впрочем, как правило, весьма разочаровывающей) - составляли весь смысл его жизни.

- Это просто великолепно, - произнес он. - Пожалуй, это самый великолепный щит, который я когда-либо видел. Как ты додумался до такого, Аристон?