Киаран Карсон - Чай из трилистника

Как будто до сих пор мир был несколько размыт и рассредоточен, а теперь собрался в фокус. Каждый предмет занимал свое уникальное, самодостаточное место. Я понял, что раньше никогда не смотрел так, как следует. Вы ведь помните абзац из "Исповеди" Бл. Августина, где он говорит о том, как научился говорить: "Я схватывал памятью, когда взрослые называли какую-нибудь вещь, - пишет он, - и по этому слову оборачивались к ней; я видел это и запоминал: прозвучавшим словом называется именно эта вещь".

И дальше в том же духе. Это писание меня глубоко восхищает, но что будет, если у вас кончатся имена? Возвращаясь к колбасам - как нам описать всё новые архипелаги сала на их кружках, чем назвать этот срез розового или тот, красный, как салями? Что мы знаем о работе кулинара? Одна-единственная колбаса - уже весьма серьезный предмет для изучения.

Я приступил к пиршеству, какого еще никогда себе не устраивал. Наевшись вволю, я пошел на плантацию, дабы приступить к работе. Это оказалось нелегко: если раньше я знал каждую из трав по ее научному наименованию, то теперь видел лишь растения-индивидуальности. Мало того, каждый их лист требовал к себе особого внимания. Да и ни на одной детали строения листа было невозможно хоть на сколько-нибудь задержать внимание, потому что каждая оказывалась какой-то новой конфигурацией. Зеленый был не зеленым, а бесчисленными оттенками зеленого.

К обеду я не выполнил практически никакой работы, но чувствовал себя так, будто прошагал много миль. Я понял, что отслеживание каждой трещинки на галечной дорожке заняло бы столетия, сколько улитке или муравью нужно, чтобы пересечь несколько вселенных. Я решил тогда вместо обеда прогуляться по центру Гела. Из кабачков доносилась музыка вперемежку с гулом разговоров и стуком ножей и стаканов, но мне просто хотелось побыть одному.

Я дошел до окраины и присел посреди поля. Настало время принять вторую дозу средства Диоскорида. К счастью, жестяной коробок был у меня при себе. Я зашел на ближайшую ферму - дверь была не заперта-и попросил у жены фермера заварочный чайник с кипятком. Она любезно согласилась. Из чайника вырвался элегантный плюмаж пара. Мы заварили чай и стали пить. Несколько часов спустя я почувствовал, что пора откланяться.

Вернувшись в Гел, я выкурил третью дозу. Под звон вечернего "Ангелюс" я направился в церковь Св. Димпны.

33

КРАСНОМУНДИРНЫЙ[23]

На главном алтаре своего храма св. Димпна изображена в виде фигуры величиной больше натуральной, парящей на облаке в окружении нескольких групп умалишенных (все - крупные статуи), ноги и руки которых скованы золотыми цепями, сменивших железные кандалы дней минувших. В боковом приделе вы видите изящную резьбу по дубу в виде серии из восьми икон, а именно: рождение Димпны; смерть ее матери; дьявол искушает ее отца; Димпна, Герберен, королевский шут и его жена садятся на корабль; королевская погоня; король отрубает голову своей дочери рядом с усекновенным телом Герберена; священники несут мощи святой; и, наконец, дьявол выходит из головы умалишенной. Это этапы пути св. Димпны через жизнь и смерть.

Двенадцатый удар "Ангелюс" еще дрожал в воздухе, когда я опустился на колени, чтобы изучить это повествование. В особенности меня восхитила голова св. Герберена, которая, даже отделенная от тела, казалось, пытливо смотрела на меня. Я почувствовал идущее как бы ниоткуда дуновение, и шеренги свечей перед ковчегом начали мерцать и сочиться. Они запахли порохом. И вдруг - весна 1916 года, я снова на войне, солдат австрийской Седьмой армии, прикрывающей самый южный участок Восточного фронта близ румынской границы. Больше всего на свете мне хотелось оказаться на линии огня, поскольку я надеялся, что близость смерти одарит меня светом жизни. Я был рад без памяти, когда меня направили на одну из самых опасных позиций наблюдательный пункт. Я чувствовал себя принцем в зачарованном замке.

29 апреля меня несколько раз обстреливали. Ветерок от пули холодком обдал щеку; я чувствовал страх и раскаяние. Впоследствии я узнал, что это был последний день дублинского "восстания на Пасхальной неделе". И еще это был день поминовения св. Екатерины Сиенской, у которой просят защиты от огня. Итак, по милости Божией, я выжил.

Я снова почувствовал ветерок на щеке. Глаза застлал дым от свечей. Когда он рассеялся, я был уже не в Геле, а посреди грязного поля. Шел сильный дождь. Я увидел несколько вспышек и через долю секунды услышал гулкий, раскатистый взрыв. Это не гром, понял я, а канонада. Мимо проковыляла вереница конных повозок. Снова послышались орудийные залпы, и тут я увидел лихорадочное движение по всему полю. Со всех сторон раздавались приглушенные крики и вопли. Из лесу выскочили какие-то кавалеристы в алых куртках и окружили одну из повозок, элегантную кибитку, окрашенную в темно-синий. Они стащили кучера с козел и отрубили ему голову.