Абелярдо Кастильо - Triste la ville

А в тот вечер я в довольно хорошем расположении духа ходил по платформе вокзала "Конститусьон" и думал о смерти. Как всегда, думал о смерти. Нет ничего странного, что постоянные мысли о смерти не портили мне настроение. Я никогда не боялся умереть. Но мне жутко остаться совсем одному. Вообще-то сам акт смерти не содержит в себе ничего величественного, в нем нет ничего таинственного или ужасного. А вот смерть, как таковая, то есть когда ты уже мертв, - этого постичь нельзя. Сон, по сути, - фрагмент смерти, и он еженощно нас убивает. Думаю, что, подобно снам во сне, смерть может быть сладостной, как видения птицы, или ужасной, как неясные контуры чудищ из ночных кошмаров безумца. Ни одному человеку не может присниться то же, что его соседу, и точно так же каждый из нас длится лишь в своей собственной смерти, в той, какую ему уготовила его жизнь. Наше понимание Ада и Рая отнюдь не противоречит этому... Пусть смутно, но я всегда это понимал. Два события в моей жизни открыли мне многое. Одно - в юности, а другое - лет в тридцать пять. Первое - это стихотворение Рильке, которое я прочел еще юношей. А второе - скрипящая кровать в отеле "Бао", где я провел три дня и три ночи с одной молоденькой девушкой, почти подростком. Она клялась, что она - тибетка, и сошла с ума через месяц. Вот первая строка поразившего меня стихотворения: "Господь, пошли каждому его собственную смерть!" А отель "Бао", постель - это место, где я чудесным образом усвоил то единственное, что надо знать о древних ритуалах общения с Высшей Мудростью. Оно возможно лишь в соитии, уверяла девочка. Она мне поведала об одном мнимом ламе, которого забили камнями в XVII веке, потом об одной рукописи и об одной интересной традиции. А когда я заказывал по телефону две порции виски, она встала с постели и нагая пошла за сумкой. Тут я увидел татуировку - маленького котенка - на ее пояснице. Ее обнаженное тело походило на зеленое пламя, оно качалось в отсветах горящей свечи. Вынув из сумки книжку форматом не больше молитвенника, она села на пол у кровати - я тем временем приоткрыл дверь, чтобы взять у подчеркнуто вежливого официанта поднос с двумя стаканами виски, - и начала читать на незнакомом мне языке, звучащем распевно и угрожающе. Затем, уже лежа подо мной, она пересказывала смысл прочитанного. Я помню ее голос, похожий на глубокий вздох. Помню, я подумал: это голос безумной женщины. "Готовьтесь, кто истинно верит, увидеть долгий сон, сотворенный прожитой вами жизнью, сотворенный с тщанием, какое есть у резчиков фигурок из слоновой кости. Ибо каждый человек должен увидеть в свой смертный час тот сон, что уготовила ему собственная жизнь. Нет, не вечного огня следует бояться тебе, о несчастный! Бойся того, что более всего ненавидел в часы бессонницы. Не будут Вершители смерти ни слишком великодушными и слишком хитроумными, ни слишком мстительными и слишком жестокими, коль равно наградят всех праведных и равно покарают всех неправедных". Девушка говорила это в темноте и вдруг вонзила ногти мне в спину. "Я боюсь попасть в Рай, - прошептала она, больно кусая меня. - В книге сказано, что самый страшный Ад для грешника - это Рай. Еще, еще, - выдохнула вдруг, извиваясь, словно по ее телу пробежал электрический ток. - Убей меня! умоляла, а затем изогнулась дугой от бешеного спазма и тотчас провалилась в сон. Я подумал недобро: такие загробные премудрости могут смутить даже богов. Но спустя два часа сказал ей, смеясь: а если мы по чьей-то ошибке умрем смертью другого, представляешь? Это дерзкое предположение, наверно, меня и сгубило. К тому же, расхаживая спустя год по перрону вокзала "Конститусьон", я как-то пакостно вспоминал татуированного котика на пояснице той девочки и ее напыщенные мудрствования. Ведь не случайно в тот вечер я и увидел оброненный кем-то билет.

Билет лежал на перроне, и наверняка кто-то, некая Сила, по чьей воле я увидел этот билет среди многих других, выброшенных за ненадобностью, заставила меня наклониться и поднять его. А может, все это - чистая случайность... Главное, я его поднял и увидел, что он не использован. На лицевой стороне жирными буквами, черными по желтому, было напечатано: Triste la Ville, а пониже - Только туда. Я никогда не слышал о такой станции, где, собственно, сейчас и пребываю. Стоимость проезда, по которой я мог бы прикинуть, где это находится, была замазана черным. Под черным, может, и не было никакой цены и билет ничего не стоил? Дата соответствовала тому дню. На обороте кто-то пометил карандашом: платформа 14, отпр. 15.30. Я посмотрел - какая у меня платформа? Ну, разумеется, четырнадцатая. Значит, до отправления - всего ничего. Трое или четверо пассажиров шли к выходу на площадь. Владелец утерянного билета не появлялся. И вдруг мне стукнуло в голову - поеду вместо него!