Артур Кестлер - Слепящая тьма

Первый верит в свою непогрешимость яростно, фанатично, неудержимо и слепо. У его якоря мертвая хватка. А вот мой бессильно царапает дно, и меня несет по течению...

Факт прост: я перестал верить в безошибочность своих суждений. Вот почему я здесь.

2

Следователи Комиссариата Иванов и Глеткин, только что поужинав, сидели в столовой; накануне был допрошен уклонист Рубашов. Иванов чувствовал гнетущую усталость, он расстегнул стоячий воротник и взгромоздил протез на подставленный стул. Разливая по стаканам дешевое вино, которым торговали с буфетного прилавка, он внимательно разглядывал Глеткина - тот сидел совершенно прямо, отутюженный, перетянутый скрипучими ремнями, даже не сняв кобуры с пистолетом, а ведь он устал не меньше Иванова. Глеткин выпил; широкий шрам, рассекающий его гладко выбритый череп, слегка порозовел, но лицо не изменилось. Столовая была почти что пустой - только за одним из отдаленных столиков два следователя играли в шахматы, да третий наблюдал, как идет игра.

- Что с Рубашовым? - спросил Глеткин.

- Пока ничего, - ответил Иванов, - но он по-прежнему логичен. Логика вынудит его капитулировать.

- Логика не вынудит, - сказал Глеткин.

- Не бойся, вынудит, - сказал Иванов. - Когда он осмыслит свое положение и сделает единственно возможные выводы, ему останется только капитулировать. Его сейчас не следует трогать. Бумага, карандаш, покой и курево - вот что заставит его признаться.

- Это не заставит, - сказал Глеткин.

- Я вижу, он тебя здорово разозлил. Глеткин вспомнил, как старик в пенсне натягивал ботинок на драный носок.

- Не в нем дело, - ответил он. - Личность подследственного не имеет значения. Ты применяешь неверные методы. Они никогда на него не подействуют.

- От Рубашова можно добиться капитуляции только логикой, - сказал Иванов. - Жесткие методы тут не помогут. Он изготовлен из такого материала, который под давлением становится крепче.

- Все это разговоры, - сказал Глеткин. - Что-то мне еще не встречались люди, которые и правда могли бы выдержать любую дозу физического воздействия. Сопротивляемость нашей нервной системы строго ограничена законами природы.

- В твои руки лучше не попадаться, - с напряженной улыбкой сказал Иванов. - Да ведь ты-то выдержал. - Он поднял глаза и с секунду смотрел на глеткинский шрам.

История была хорошо известной. Однажды во время Гражданской войны Глеткина сумели захватить враги. Они выбрили ему наголо череп, обвязали голову свечным фитилем, зажгли его и стали требовать показаний. Через два часа народноармейцы неожиданно выбили врагов из деревни. Глеткин, с догоревшим до конца фитилем, был без сознания. Но он выдержал: враги ничего от него не добились.

Глеткин спокойно смотрел на Иванова - ровным, ничего не выражающим взглядом.

- А это тоже одни разговоры. Просто я вовремя потерял сознание. Еще через минуту я бы заговорил. Тут все дело в физической конституции. Глеткин медленно допил вино; когда он ставил стакан на стол, форменные ремни пронзительно скрипнули. - Придя в себя, я и не сомневался, что рассказал им абсолютно все, но два пленных народноармейца доложили командиру, что я смолчал. За это меня наградили орденом. Тут все дело в физической конституции, и больше ничего. А остальное - сказки.

Иванов глотнул из своего стакана. Он уже очень много выпил.

- Интересно узнать, когда же ты создал свою гениальную теорию конституции. Раньше ведь не было жестких методов. Раньше у нас были только иллюзии. Общество, которое не мстит преступнику... Исправительные колонии с цветочками и лужайками... Надо же додуматься до такой херни!

- Все это будет, - сказал Глеткин. - Твое сознание отравлено цинизмом. А я вот уверен: через сотню лет мы выполним все, что когда-то задумали. Но сначала нам надо разгромить врага. Для этого хороши любые методы. У нас была лишь одна иллюзия - что все трудности уже позади. Когда меня сюда перевели, я тоже считал, что враг разгромлен. Да большинство из нас - почти весь Аппарат - думали в точности так же, как я. Мы мечтали о колониях с садами. И это была явная ошибка. Через сто лет мы добьемся возможности апеллировать к разуму правонарушителя. А сейчас мы боремся с классовым врагом, и у нас есть единственная возможность - использовать его физическую конституцию, чтобы, если возникнет необходимость, раздавить его физически и морально.

Иванов подумал, не пьян ли Глеткин. Но глядя в его по-всегдашнему спокойные, решительно ничего не выражающие глаза, понял, что тот совершенно трезв. Неопределенно улыбнувшись, Иванов спросил: