Мюриэл Спарк: Пир

— Оставайся ужинать, — сказал Эрнст Люку.

— Не могу, — Люк глянул себе на запястье. — Зафрахтовался на один прием, помогать у буфета, от восьми до двенадцати.

— И как ты ухитряешься заниматься, со всей этой вечерней нагрузкой? — спросила Элла.

— А зачем много заниматься, — сказал Люк. — На лекции ходить, и достаточно. И все абсолютно запоминать. Мы это умеем. Мозги хорошие надо иметь.

— Ну, я просто тобой восхищаюсь, что ты столько работаешь, — сказал Эрнст. — Мало кто из молодежи на такое способен.

— Мозги хорошие надо иметь... — мечтательно протянул Люк, любовно оглядывая свое отражение на глади собственного душевного омута.

Эрнст никак не мог одобрять морального облика юного аспиранта. Тот пил пиво из банки.

Элла вышла за дверь, переодеться. Явилась в брюках и блузке, в ярко-зеленых туфельках на высоченных каблуках. Люк снова глянул себе на запястье.

— Мне пора.

— О, какие часики! Новые, да? — сказала Элла.

— Вполне, — сказал Люк. Он ее расцеловал, помахал Эрнсту и вышел.

Элла взяла бутылку сухого мартини. Уселась на диван рядом с Эрнстом.

— Однако, — сказала она. И наклонилась поправить в вазе откачнувшийся ирис.

— Что — «однако»?

— Часы. «Патек Филипп».

— Кажется, дорогие, — сказал он вкрадчиво, вглядываясь в нее.

— Это тебе знать, — сказала Элла.

— Я и знаю, — сказал Эрнст, — но ты, конечно, знаешь еще лучше.

— Ты подарил ему эти часы, Эрнст?

— Нет, а я думал, ты подарила.

— Я? Ты думал, это я подарила?

— А ты не дарила?

— Нет, конечно. С какой стати? Зачем? Если же он их получил от тебя, с другой стороны, тут был, наверно, какой-то мотив. — Ноги в зеленых туфельках на высоченных шпильках, скрещенные, покоились на кофейном столике.

— Ничего я не дарил ему, Элла, — сказал он. — Я вот думаю, кто ему подарил такие часы? — Эрнст явно нервничал. — Тысячи долларов. За этим стоит серьезное богатство.

— И ты надеялся, что это я подарила, — хмыкнула Элла.

— Чего мне надеяться. Просто я рассуждаю.

— А я-то надеялась, это твой подарок, — сказала Элла. — Раз нет, мне даже страшно как-то.

— Нет, это не мой подарок. Мне и самому страшновато. Дело не в часах, дело в неизвестном факторе.

— Если бы ты не дышал к нему неровно, с чего бы тебе пугаться, — сказала Элла.

— Если бы оба мы не дышали неровно, — сказал Эрнст.

— Кажется, ты в основном, — сказала она. — Но все равно. Не хотелось бы вляпаться. Люк плюс неведомый покровитель — это попахивает опасностью. В конце концов, ну что мы про него знаем?

— О, мы много чего знаем, — сказал Эрнст. — Он страшно способный, но зарабатывает на жизнь, не гнушаясь самой скромной работой. Редкие качества в таком мальчишке. Тебе бы его спросить, Элла, откуда у него эти часы.

— Просто не представляю, как можно спросить.

— Ну, этак по-матерински, я имею в виду. У тебя получится.

— А почему бы тебе не спросить? Этак по-отцовски?

— Я не испытываю к Люку родительских чувств.

— Ну все равно, и родителям не стоит соваться. Никому не стоит соваться к взрослому человеку. Люк прекрасно обойдется без нашей опеки, — сказала она.

Решили пойти поужинать. Элла надела уличные туфли, и двинулись в греческий ресторан.

— Видела сегодня Харли Рида, — сказала Элла. — На телевидении. Консультирует какой-то там про художника фильм.

— Там всегда это бледно выглядит, — сказал Эрнст. — Ненатурально. Художник сует кисть в палитру, легонько пошлепывает по холсту, а сам меж тем цитирует собственные изречения, якобы в беседе с кем-то, забредшим на огонек. Прямо в студию. Как по-твоему, художники держат студии для приема гостей?

— Ну, понятно, кино, телевидение, — сказала Элла. — Но иногда и прочтешь такое: художник разглагольствует с кистью в руке.

— А-а, это у Генри Джеймса. Но на телевидении-то надо бы поубедительней? И сколько они платят Харли? Он богатый. Зачем ему эта работа?

Элла сказала:

— Знаешь, тут он, по-моему, не на деньги купился.

— Кто спорит, — сказал Эрнст. В конце концов, он был человек справедливый. — Кстати, я не большой поклонник его живописи. Нет, если есть там идея, идею как раз я схватил. И конечно же, Элла, эти плоские, декоративные постеры — забытые на пляже машинки, неодушевленно тупые медицинские сестры подле карет «скорой помощи» — мне говорят о бюрократизме. Но он продается по завышенным ценам.

— Крис Донован его раскручивает. Конечно, она верит в Харли, — сказала Элла, а про себя подумала: «Вечно Эрнст ценник навешивает на каждую вещь».