Мюриэл Спарк: Дочери своих отцов

— Вот мы и пришли, отец… это тот ресторан.

— Нет, Дора, тот дальше.

— Так ты хочешь в «Тамбрил»? Но там страшно дорого!

— Право же, милая!

Она решила, сославшись на жару, заказать только ломтик дыни и бокал вина, которое любит отец. Они вошли в ресторан, высокие и стройные. Ее волосы были зачесаны назад, у нее были славные черты лица, небольшие глаза, всегда готовые улыбнуться, — ведь она решила остаться старой девой и честно сыграть эту роль. На вид ей было лет сорок шесть, и все же она казалась моложе. У нее была сухая кожа и тонкие губы, делавшиеся все тоньше оттого, что вечно не хватало денег. Отцу давали восемьдесят лет — ему и было восемьдесят. Тридцать лет назад люди смотрели ему вслед и говорили: «Вот идет Генри Каслмейн».

Бен лежал на своем матрасе на животе. Рядом с ним на своем матрасе лежала Кармелита Хоуп. Расположившись на парапете, они ели булочки с сыром и пили белое вино, которое принес им из кафе пляжный служитель. Загар облекал тело Кармелиты, как идеально сшитое платье. Окончив школу, она перепробовала разные профессии за кулисами теле- и киностудий. Теперь она опять была без работы. Кармелита подумывала выйти замуж за Бена — он был так непохож на других, так весел и серьезен. Кроме того, Бен хорош собой: он ведь наполовину француз, хоть и вырос в Англии. Ему тридцать один — интересный возраст. Бен работает в школе, но, может быть, отец пристроит его в рекламное агентство или в издательство. Если бы отец похлопотал, он бы многое мог сделать для них обоих. Если она выйдет замуж, отец, надо надеяться, похлопочет.

— Ты вчера видела отца, Кармелита?

— Нет, он же уехал куда-то на побережье. Наверно, на какую-нибудь виллу ближе к итальянской границе.

— Я бы хотел почаще с ним встречаться, — сказал Бен. — И поговорить с ним. До сих пор мы с ним так и не поговорили.

— Он ужасно стесняется моих друзей, — ответила Кармелита.

Иногда ей было досадно, что Бен заговаривает с ней об отце. Бен прочел вдоль и поперек все его книги; перечитывать книги по второму и третьему разу, как будто память не в порядке, — это какая-то мания, казалось Кармелите. Она думала, что Бен любит ее только потому, что она дочь Кеннета Хоупа, но потом решила, что этого не может быть: ведь ни деньги, ни успех не интересуют Бена. Кармелита знала немало дочек знаменитых людей, и всех их одолевали поклонники, которым нужны были только деньги и успех отцов. Но Бена в ее отце привлекали книги.

— Он никогда мне не мешает, — сказала она. — В этом он молодец.

— Я хотел бы серьезно с ним поговорить, — повторил Бен.

— О чем?.. Он не любит говорить о своей работе.

— Да, но он же не обычный человек. Я хотел бы постичь его душу.

— А мою?

— У тебя прелесть, а не душа. Полная ленивой неги. Бесхитростная.

Пальцем он провел от ее колена к лодыжке. На Кармелите было розовое бикини. Она была прехорошенькая и до восемнадцати лет мечтала стать кинозвездой. Скоро ей должен был исполниться двадцать один год. Теперь она считала, что лучше выйти за Бена, чем выбиваться в актрисы, и от этого испытывала облегчение. Она не бросила Бена, как других. В других она поначалу влюблялась по уши, но тут же к ним охладевала. Бен — интеллектуал, а интеллектуалов ни с того ни с сего не бросают. Такие люди открываются не сразу. Находишь в них все новое и новое… Наверно, в ней говорит отцовская кровь, вот ее и тянет к интеллигентам вроде Бена.

Бен жил в маленькой гостинице, в переулке у старой набережной. На лестнице было темно, комната с балкончиком была под самой крышей. Кармелита жила на вилле у друзей. Много времени она проводила в комнате у Бена и иногда оставалась там на ночь. Лето выдалось исключительно счастливое.

— Если мы поженимся, — сказала она, — тебе почти не придется встречаться с отцом. Он работает и ни с кем не видится. А когда он не пишет, уезжает. Может быть, он опять женится, и тогда…

— Ну и что, — перебил он. — Я женюсь на тебе, а не на твоем отце.

Дора Каслмейн окончила курсы фонетистов, но никогда не работала по специальности. В тот год после рождественских каникул она устроилась на полставки в школу на Безил-стрит в Лондоне — там она должна была учить самых способных мальчиков, говоривших с грубым акцентом, правильному английскому произношению. Ее отец изумился.

— Деньги, деньги, вечно ты говоришь о деньгах. Давай займем. Кто же живет без долгов!

— Кто же даст нам в долг, отец? Не будь таким наивным.

— А что говорит Уэйт?