Редьярд Киплинг - Отважные мореплаватели

Том Плэтт повествовал о своем нескончаемом путешествии вокруг мыса Горн на фрегате "Огайо" в дни, когда еще пороли розгами, когда военные суда попадались реже птицы дронт - суда военно-морского флота, погибшего во время войны. Он рассказывал, как в пушку закладывается раскаленное ядро, а между ним и гильзой кладется слой мокрой глины; как ядра кипят и дымятся, попадая в дерево, и как юнги с "Мисс Джим Бак" заливают их водой и дразнят пушкарей из форта. И еще он рассказывал о блокаде: о долгих неделях болтания на якоре, когда единственным развлечением были уходящие за топливом и возвращающиеся пароходы (парусники все время оставались на месте), о штормах и холоде, из-за которого двести человек день и ночь скалывали лед со снастей, а печная труба, подобно вражеским ядрам, раскалялась докрасна, потому что экипаж ведрами пил горячее какао. Том Плэтт паровые машины не уважал. Срок его службы кончился, когда пароходы только-только стали входить в моду. Он признавал, что для мирного времени это изобретение весьма пригодно, но с надеждой ждал того дня, когда фрегаты водоизмещением в десять тысяч тонн и с реями в сто девяносто футов снова оденутся в паруса.

Рассказы Мануэля были неторопливыми и нежными: главным образом о девушках с острова Мадейра, стирающих белье в обмелевших ручьях при лунном свете под сенью банановых зарослей; он пересказывал легенды о святых, описывал странные танцы и драки в холодных портах Ньюфаундленда.

Солтерс был целиком поглощен сельским хозяйством, и, хотя он с удовольствием читал и толковал книгу Иосифа Флавия, своей миссией в жизни он считал необходимость доказать преимущество правильного севооборота перед любыми фосфорными удобрениями. Он всячески поносил фосфаты, вытаскивал из-под койки засаленные книжки и цитировал из них, грозя кому-то пальцем перед носом у Гарви, для которого это было китайской грамотой. Малыш Пенн так искренне расстраивался, когда Гарви смеялся над лекциями Солтерса, что мальчик прекратил насмешки и переносил страдания в вежливом молчании. Все это шло Гарви на пользу.

Кок, естественно, не принимал участия в этих беседах. Как правило, его голос можно было услышать только тогда, когда это было совершенно необходимо. Но временами на него нисходил дар речи, и он начинал говорить наполовину по-гаэльски, наполовину по-английски. Он был особенно разговорчив с мальчиками и никогда не отказывался от своего пророчества о том, что когда-нибудь Гарви будет хозяином Дэна. Он рассказывал им о доставке почты зимой на мысе Бретон, о собачьих упряжках, о ледоколе "Арктик", разбивающем лед между материком и островом Принца Эдварда. Потом он пересказывал истории его матери о жизни на далеком Юге, где никогда не бывает морозов; и он говорил, что, когда он умрет, его душа будет покоиться на теплом белом песке у моря, где растут пальмы. Мальчикам эта мысль показалась странной, потому что кок ни разу в жизни не видел пальмовых деревьев. Кроме того, во время еды он непременно спрашивал Гарви, одного только Гарви, нравится ли ему приготовленное, и это ужасно смешило "вторую смену". И все же они с большим уважением относились к пророчествам кока и поэтому считали Гарви чем-то вроде талисмана.

И пока Гарви каждой порой впитывал что-то для себя новое, а с каждым глотком морского воздуха - порцию крепкого здоровья, шхуна "Мы здесь" шла своим курсом и занималась своим делом, а в ее трюме все выше и выше поднималась груда спресованной серебряно-серой рыбы. Во время ловли никто особенно не отличался, но в среднем улов был хороший и у всех одинаковый.

Естественно, что за человеком с репутацией Диско тщательно следили "шпионили", по выражению Дэна, - соседние шхуны, но он умел очень ловко скрываться от них в клубящихся облаках тумана. Троп избегал общества по двум причинам: во-первых, он хотел проводить свои опыты без свидетелей; а во-вторых, ему не нравилось, когда вокруг собиралась разноперая публика. Большинство шхун были из Глостера, частично из Провинстауна, Гарвича и Чатама, а некоторые из портов Мэйна; команды же их набирались бог весть откуда. Риск порождает безрассудство, а если добавить к этому алчность, то получится, что при таком скоплении шхун может произойти любая неприятность: ведь шхуны, подобно стаду овец, собираются толпой вокруг какого-нибудь признанного вожака.

- Пусть себе ходят за джерольдами, а мне это ни к чему, - говорил Диско. - Какое-то время придется потерпеть такое соседство, но, может, недолго. А место, где мы сейчас стоим, Гарв, считается не очень хорошим.