Иван Щеголихин - Должностные лица

Гриша Голубь тоже тепло одет и тоже по моде — в армейском полушубке офицерском, тоже белом, с узкими капитанскими погонами, подтянутый, такой ладный огурчик рядом с тушей Мельника. Гриша-красавец с серыми усами, седыми висками, черноглазый, чернобровый, ему бы в кино сниматься в той роли, какую он успешно играет в жизни — старший преподаватель кафедры уголовного процесса школы милиции МВД.

К Мельнику у Шибаева сложное чувство, а к Голубю очень даже простое — он его ненавидит безжалостно, но и беспомощно, и всё пытался себя воспитывать: значит, ты плохой деловар, не можешь скрутить себя для пользы дела, не владеешь собой, тебе на базаре арбузами торговать. Гриша Голубь имел право на долю, в общий пай на строительство и на реконструкцию он дал двенадцать тысяч, это вам не двенадцать рублей, он вместе с другими хозяин положения, и придраться не к чему, но Шибаева раздражает, что Гриша не только здесь, он повсюду — и в школе милиции, и на меховом комбинате, и в городе, и в стране, он повсеместно и постоянно прав, знает всех, знает все на свете, о чем ни заговори. Они похожи с Мельником, но Мельник обходительнее, уважительнее, потому что сам дело делает и от многих зависит, а Гриша ничего не делает, ни от кого не зависит, зато всем другим обеспечивает и дело, и взаимозависимость. Он советовал, консультировал, провоцировал, поджигал, гасил, сводил, разводил и за все получал. Чистой воды захребетник. Он никого не грабит, упаси боже, он всего лишь учит, как иметь прибыль на законном основании. Гриша — юрист от бога, он и сам бог-устроитель и вседержитель. К примеру. Играл человек на гармошке, ну и пусть бы себе играл — нет, нельзя, надо ему дирижера хотя бы на полставки, надо музыковеда, бухгалтера, оплатить труды, ревизора, закрутить гайки, и юрисконсульта, чтобы гайки ослабить. В любом из этих звеньев могут быть недоразумения и конфликты, нужен закон для порядка. Отсюда первая заповедь Гриши Голубя — нет такого закона, с которого нельзя снять навар. И посему, чем больше законов, тем лучше всем, и массе, и отдельным лицам.

Шибаев хотел встретить их на пороге, но, увидев Голубя в окно, раздумал и махнул Васе рукой — иди, встречай.

Три года назад Шибаев не знал, два года назад начал догадываться, а сейчас уверен, что Ирму тогда посадили Голубь вместе с Колесом, директором «Бытмебели», чтобы спасти главного бухгалтера, с которым они были в доле. Отвели удар от своего, навели на чужую, чтобы, опять же за взятку, добиться ее оправдания. Наверное, любовь настоящая и началась после того, как Шибаев выложил за Ирму крупный куш, и она из заложницы стала наложницей. Стоило ему вспомнить эту историю, как он распалялся, дымился, пристрелить ему хотелось Голубя, а не то, что в доле держать, на него вкалывать. Ему не только Ирму жалко, но и себя тоже — ни за что, ни про что вымели тогда из его кармана десять тысяч наличными.

Однако нет худа без добра, не будь того дела с Колесом, не быть бы ему сейчас директором, именно тогда он стал своим в кругу Гриши Голубя, через него к Мельнику устроился, так что все в жизни связано настолько тугим узлом, не разберешь, где порядочное, где подлое.

У Васи от стопаря лицо расправилось, он двинул на полусогнутых встречать руководящих и направляющих. Вошли они в приемную шумно, Мельник сразу к секретарше, как пингвин, пузом вперед:

— Ах, это вы со мной по телефону таким прелестным голоском! Будем знако-омы. — Он стянул тесную перчатку, кожаную с узором снаружи, с нежнейшим пухом в середке. Вася глазами ел своего прародителя, можно сказать, кормильца и поильца, не будь Михаила Ефимовича, он мантулил бы в подручных на автобазе, чумазый ходил бы и в кирзе, а сейчас гляньте вы на него — при галстуке, в пинжаке из Голландии, ме-нед-жер!

Соня встретила Мельника вполне аристократично, скупо улыбнулась ему, без всяких авансов, хотя у него дубленка за полторы тыщи. Тогда Мельник снял свою роскошную пыжиковую шапку, обнажил коричневатую плешь, — солидный человек, зачем ему женихаться, у него внуки уже в школу пошли. Взгляд Сони потеплел, она зырк-зырк и на дубленку его, и на дипломат с замочком кодовым, все усекла в момент, а тут еще Мельник извлек из кармана яркий пакетик жевательной резинки и протянул Соне.

— Московская? — улыбка доверия озарила приемную.

— Что вы, милая, обижаете! Фирма. А где теперь моя верная Маргарита, отправили на заслуженный отдых?

Соня легко рассмеялась — отправлять на пенсию даму во цвете лет, ей же тридцати еще нет.