Михаил Кураев - Шведский сувенир

Наконец мы появились в зале, где встречали прибывших.

«Михаил Николаевич! Мы уже волнуемся…» — ко мне с протянутой рукой шел человек, молодой, скажем, сравнительно молодой, которого я видел первый раз в жизни. Он улыбался мне так, будто мы с ним давние друзья и только вчера условились здесь встретиться. Это был человек подвижный, с лицом открытым и даже приятным, но совершенно не запоминающимся. Оказалось, что это представитель нашего книжного дела, занимающийся пропагандой и распространением русской книжной продукции в Швеции.

Вторая рука, которую я пожал на шведской земле, была сухая, жилистая рука моего издателя, приехавшего нас встретить, старого польского еврея Адама Бромберга, прошедшего «воспитание» сначала в советских, а потом и в польских лагерях. После войны у себя в Польше он стал главным редактором «Польской энциклопедии», был ошельмован, в пору гонения на евреев не вынес унижения и вместе с дочерью нашел приют, защиту и работу в Швеции.

О своей судьбе Адам Бромберг рассказал мне сам, когда мы познакомились теснее и почувствовали душевную близость, которая помогла преодолеть разделяющий нас изрядный возрастной барьер.

Андрей Петрович, чью руку я пожал в Швеции первой, о своей судьбе, разумеется, ничего не рассказывал. Да и что ему было рассказывать и зачем, если весь он был открыт, как и подобает русскому парню, нараспашку. Правда, мне показалось, что открыт он был как-то по-оперному, то есть так, чтобы и жест, и мимику, и все оттенки интонации можно было различить даже из последних рядов верхнего яруса.

Откуда же такая уверенность в том, что приветливый и доброжелательный чиновник из соотечественников, окруживший нас и заботой и вниманием во время пребывания в Швеции, обязательно чекист?

Уж не мания ли это подозрительности, самими же чекистами в нас взращенная?

Ну что ж, в каждой профессии есть своя специфика. Есть она у «бойцов незpимого фронта», есть она, надо думать, и у пишущего человека.

Случается и писателю быть проницательным!

<���…>