Кобо Абэ: Посланец

Больше всего на свете он терпеть не мог всякого рода обсуждения, дискуссии. Так верно, а так неверно — подобные мнения носят субъективный характер, и если при этом нет уважения к мнению друг друга, от демократии не остается и следа. Излишний критицизм способен породить нигилизм, граничащий с пустой бравадой. Эта мысль позволяла ему не обращать ни малейшего внимания на то, что думают оппоненты, и, увидев растерянные лица юных устроителей его лекции, он им всё и высказал. Именно благодаря тому, что буклет был в меру живой и содержал вполне уместный тонкий юмор, под стать ему должна быть и лекция, предельно яркая, — ведь перед ним будут раздосадованные слушатели, которых заставили напрасно прождать сорок пять минут, да к тому же еще, чтобы спасти положение, им показывают какую-то короткометражную кинокомедию «Поиски нового мира» и дурацкий документальный фильм... Но, судя по всему, не успеет ведущий с трясущимися руками взобраться на трибуну, как все разбегутся, и он окажется перед враждебной, сократившейся наполовину аудиторией и будет читать, запинаясь, по бумажке. Да, это ясно как божий день. Семьдесят процентов студентов, не входящих в руководство студенческим движением... Передовые статьи постоянно печатаются в газете S... Выдающаяся личность в кругах, занимающихся проблемами нашей цивилизации... Привлекает пристальное внимание всех журналистов... Острая постановка вопроса... Одна мысль обо всем этом заставляет содрогаться. Слова о нем будут выглядеть отвратительнее разнаряженной уродины. Он представлял себе вытянутые в насмешливой улыбке рты слушателей...

Не в силах спокойно усидеть на месте, Дзюмпэй Нара в оставшееся до лекции время решил досконально разъяснить молодым устроителям пафос буклета, предназначенного для студентов. Его разъяснения действительно были доскональными. Он без конца вдавался в мелочи, касался самых незначительных деталей и делал это упорно, точно старательно чистил зернышки арахиса, вкладывая в каждое слово всю душу. Молодые люди, которые считали своим долгом проявить любезность к приглашенному лектору, в конце концов пришли в уныние и по одному, по двое стали разбегаться — через десять минут не осталось никого.

Тогда-то Дзюмпэй Нара, чтобы не потратить зря ни секунды, предался дремоте.

Ему показалось, что дремал он довольно долго, но, взглянув на часы, увидел, что прошло всего несколько минут. Неожиданно раздался звук чьих-то шагов. Шаги на мгновение стыдливо замерли у двери. Но вдруг ручка повернулась и вошел человек. Это был ничем не примечательный мужчина в серой заурядной одежде. Он выглядел несколько старше молодых устроителей лекции, но Дзюмпэй Нара решил, что это один из них, и не обратил на него особого внимания.

Мужчина закрыл за собой дверь, сделал несколько шагов вперед и, сдвинув колени, преувеличенно вежливо поклонился. Потом сказал слишком уж бойким тоном:

— Разрешите побеспокоить вас?

Услышав это, Дзюмпэй Нара сообразил, что мужчина не имеет никакого отношения к устроителям, а является одним из тех нахальных слушателей — на каждой лекции таких непременно бывает двое-трое, — кто хочет обязательно поговорить с лектором, и резко оборвал его:

— Я занят. Мне необходимо обдумать лекцию...

Мужчина стыдливо потупился. Подавшись вперед, он большим пальцем правой руки потирал ладонь левой:

— Извините, пожалуйста. Но я думал, что случай как раз очень подходящий. Я неоднократно искал возможность встретиться с вами, сэнсэй, но робость мешала. И вот я подумал, сэнсэй: чем беседовать с вами на глазах этого жалкого сборища, правильнее прийти сюда. Разумеется, у меня даже и в мыслях не было, что вы, сэнсэй, проявляете недостаточный интерес к нашим проблемам. Правда, некоторое беспокойство в связи с тем, что вы всё еще находитесь на волне космического бума, возникшего благодаря появлению искусственных спутников Земли, все же владело мной...

— Что вы там мелете, понять ничего не могу! Ни о каких ваших делах и проблемах я никогда не задумывался. Ну ладно, оставьте меня!

— Извините, пожалуйста. И все же сейчас, когда космический бум пошел на спад, присутствовать на этом провонявшем уборной сборище...

— Прекратите, слушать вас надоело! Выйду я к этой аудитории, не выйду — это мое дело!

— Прошу прощения. Я совсем в другом смысле... Видите ли, было бы очень хорошо, если бы вы самым серьезным образом отнеслись к нашему...

— Послушайте... — Дзюмпэй Нара тяжело дышал, точно ему перехватило горло, — я не знаю, кто вы такой, но не кажется ли вам, что вот так осаждать лектора просто неприлично? Люди пришли послушать меня, уплатив равную сумму денег. Почему вы один хотите снять пенки — это же воровство!